|
Мясник из Арка
|
|
Конский слесарь во славу Шеогората
| Почётный житель |
| Сообщений | 715 |
|---|
| Награды | 7 |
|---|
| Репутация | 46 |
|---|
| Пол | Мужчина |
|---|
|
28 Августа 2017 в 17:26. Сообщение # 1
|
"Они называют меня "Мясником".
Больно писать эти слова, хоть я и признаю их справедливость. Как еще можно назвать человека, за которым тянется след из десятков трупов, трупов, которые не являются безмолвными свидетелями боя или катастрофы, нет, трупов, которые являются исключительно результатом моих собственных действий. Мужчины, женщины, старики, дети. Священники, купцы, путешественники и шлюхи. Может показаться, что мои убийства преследуют непостижимую цель, их произвольность леденит сердце каждого. Но, конечно же, цель не в том, что объявят глашатаи. Для них и Священного ордена я буду не меньшим чудовищем, беспутным демоном, который был введен в заблуждение своими собственными мирскими пристрастиями. Они назовут меня злодеем, зверем с черным, как ночь, сердцем. Потому что это именно те цвета, в которых мир предпочитает мыслить: черный и белый. Никто не спросит как и почему. Даже эти страницы будет трудно заполучить, поскольку Священный орден наверняка сделает все, что в его власти, чтобы запретить их печать - так что мне следует поздравить вас, кем бы вы ни были, с тем, что вы держите их в своих руках. С помощью кучки этих потрепанных страниц вы поймете мои собственные намерения.
Не принимайте их в качестве оправдания моих деяний, потому что не в этом их суть. Я беру на себя полную ответственность за то, что я сделал, и не жажду отпущения грехов ни от Мальфаса - чья мнимая "божественность" сейчас вызывает у меня улыбку, ни от людей, ни от правосудия или какой-либо другой странной могущественной силы, истинный характер которой мы еще не научились постигать.
Эта книга - не более, чем свидетельство о непонятных и загадочных событиях, которые сделали меня таким, каков я есть.
Глава I: Следуй за огнем
Утро, которому суждено было изменить мою жизнь навсегда, выдалось унылым, холодным и сырым. Да... Почему-то казалось, что в тот день Мать-природа решила оправиться после празднеств предыдущей ночи, устроив сонный, невзрачный день. Причиной вышеупомянутых празднеств была так называемая Звездная летняя ночь, которую каждый год отмечают как начало новой весны, когда ночное небо озаряется десятками диких, неприрученных звездных огней. В то время как простой народ, однако, использует это событие, чтобы побаловать себя мирскими пристрастиями - пить в прокуренных тавернах, танцевать вокруг первой борозды или вести культурные беседы на бале-маскараде, для нас, духовных лиц, это не больше, чем ночь, насыщенная шествиями, проповедями и молитвой. Сразу после восторженной речи градоначальника и моего жреческого благословения к началу празднеств, я безмолвно вернулся в храм и молился, пока мои колени и язык не начали болеть, как того требуют Священные стихи от каждого жреца. Не имеет значения, является ли клирик верховным жрецом, или - как это было в случае со мной - лишь простым, незначительным отцом в еще более простом и незначительном поселении.
Мое называлось Туманное и было расположено на постоянно продуваемой, с редкой растительностью скале на западе Эндерала. Оно обязано своим именем (кто бы мог подумать?) бледным, тонким клубам тумана, которые каждое утро укрывали лик поселения, как траурная вуаль лицо старой вдовы.
Я все еще помню этот последний пристальный взгляд, который я бросил на бедные дома у основания холма, на котором возвышался храм поселения. После негармоничного звучания музыки лютни, оживленного смеха и хлопков открывающихся пробок, почти мертвая тишина легла на поселение. Изредка то тут, то там можно было заметить одинокую фигуру, услышать шаги через прохладный туман, но даже из трубы пекарни до сих пор не шел дымок. Я слабо улыбнулся поселению, в котором вырос. Мой отец, который фактически не был моим отцом, утверждал, что нашел меня обернутым в полотно и лежащим в корзине около дорожного святилища на Туманном тракте. Меня бросили, а человек, который позже стал моим отцом, забрал меня в поселение, "преисполненный преданностью и благодарностью за божественный дар". Однако, до его преждевременной кончины, спустя десять лет, я так и не избавился от ощущения, что его милосердное деяние было связано с тем, что он нашел меня прямо у подножья статуи Мальфаса, а не с его желанием приютить ребенка.
Гилмон Кожевник, как прозвали его горожане, был худощавым человеком с рябой кожей и узким носом. По его собственному мнению, весь мир сговорился против него, и это было единственной причиной его страданий. Мы не очень много говорили, но когда это случалось, наши разговоры шли по общей схеме. Скрежещущим голосом он звал меня в свою комнату с камином, где сидел неподвижно большую часть времени с двумя пустыми кружками пива. Затем он указывал мне сесть и сообщал, что "хочет что-то высказать". Тот факт, что только его сын-найденыш в тот момент слушал его, было еще одним доказательством, как жестоко обошлась с ним жизнь. Все начиналось, как только я садился. Тьялмар Охотник продал ему тухлого масла. Злобный головорез, как называл его мой отец, хотя, в конечном счете, это было сущностью людей аэтерна, полагал он, и в Эндерале этот факт был не так хорошо известен, как в Нериме. Или Матресса Зулья, которая пыталась всучить ему горькое вино. Скупая старая карга, говорил он на нее, о да, но спасибо Мальфасу он разгадал ее план и выторговал меньшую цену. А затем, конечно же, мальчики-близнецы Рашика Кузнеца. Поганцы они, оба. Никакого уважения к следующим пути трудолюбивым людям, таким, как он. Но каких манер можно ожидать от угольщика и его отпрысков. "Что они знают о приличиях?" - говорил он взахлеб. "Эти людишки только и делают, что трахаются, пока не сломается кровать". И его абсолютно не трогало, что Рашик был киранийцем, живущим в Эндерале уже в третьем поколении, и что он предпочел долгосрочный союз со своей супругой беспорядочным связям семейных кланов своей родины.
Эти разговоры, его постоянно несвежее дыхание, запах кожевенного сырья, сами кожи и животные жиры в мастерской составили большую часть моего детства. Друзей у меня почти не было, в основном из-за того, что отец заставлял меня усердно работать в кожевенной мастерской, как только мне исполнилось пять. Если бы Мать Палея - я уверен в этом и сейчас - случайно не заметила мой острый ум, то я до сих пор бы работал среди внутренностей животных, натянутых шкур и скользкой смазки. И, возможно, странный случай в то туманное утро никогда бы не произошел. Все же она заметила, и так это привело к тому, что в день моего посвящения пути престарелый жрец провозгласил торжественным голосом мой путь святым. Мне, Джаелю, сыну Кожевника, было уготовано полностью посвятить свою жизнь славе Мальфаса - в качестве жреца. Конечно, тогда я не понимал до конца, что это значит, но по благоговейной реакции других детей я осознал, что это благо.
Итак, я покинул мрачную кожевню и возвращался в старый дом на конце поселения только для того, чтобы спать. Для моего приемного отца "похищение ребенка" было еще одним актом предательства. Оглядываясь назад, я вспоминаю, что добродушная Мать была единственным реальным воспитателем в моей жизни. Она научила меня читать и писать, а также основным знаниям о травах. С участием и твердостью она научила меня всему, что необходимо было знать, чтобы стать частью эндеральского духовенства. Десять зим спустя я получил сан и начал служить в небольшом храме. Я делал то, что надлежит делать покорному жрецу: Я проводил богослужения, я молился, я обслуживал храм и исповедовал жителей. Мать Палея покинула город на свои шестидесятые именины и переехала в жилище для вышедших на пенсию в столице храма Солнца, о котором я слышал только из рассказов. Год спустя скончался мой отец, к моему удивлению, это сильно повлияло на меня. После этого моя жизнь превратилась в вялую обыденность, до того самого дня.
Человек, которым я был тогда - был ли он счастлив? Не могу сказать. Когда я пытаюсь вспомнить первые двадцать восемь лет своей жизни, мои воспоминания, как будто, выцветают, как слова на старом пергаменте. Мой разум говорит мне, что я был благословлен, в каком-то смысле. Жизнь жреца была отрадной и размеренной, без взлетов и падений. У меня было вдоволь еды, у меня был дом и достаточно медяков, чтобы оплатить услуги странствующей шлюхи время от времени. Я знал, что, согласно Священным стихам, по окончанию своих дней я бы отправился в Вечные пути, мой путь был бы завершен, а моя задача - выполнена. Но все произошло иначе.
Однажды, после того, как я снял свое одеяние и устало лег под одеяло из овечьей шерсти, я почувствовал странное и неясное ощущение в животе. Сегодня я знаю, что в этот ничем не примечательный момент я впервые столкнулся с огнем. Он был маленьким, незначительным, всего лишь слабым жаром, но он был там, предупреждая, что я проснусь другим человеком. Однако, в то серое утро я был слишком утомлен, чтобы обратить внимание на такое. Измученный, я завернулся в свое одеяло и быстро заснул.
Я пробудился во сне.
Очнулся на чудесной лесной поляне, в окружении зеленых дубов, листья которых легонько шевелил ветер. Заходящее солнце висело на горизонте, как огненное зарево, и бросало красное сияние на все вокруг. Я наслаждался пряным, свежим воздухом, который отдавал влажным мхом, утренней росой и старинными тайнами, загадочными, дикими и чистыми, как сама жизнь. В отличие от тех ночных путешествий, которые мы называем снами, я полностью осознавал нереальность происходящего. И принял все это также естественно, как мимолетность времени. Я был абсолютно нагим, как в день моего рождения, но мне не было стыдно. Напротив: Я чувствовал себя сильным, чистым и свободным.
Когда я отвел взгляд от неба и посмотрел перед собой, я увидел ее. Она стояла среди заросших плющом старых руин, чьи рухнувшие стены и своды говорили об их древности. Она была одета в серый струящийся балахон, который лишь слегка намекал на скрытую под ним женственность. Капюшон закрывал почти все ее лицо, оставляя непокрытыми только нежные и тонкие участки ее скул и подбородка - зрелище, будто бы, явившееся прямиком из воображения киранийского художника. Ее густые полночно-черные волосы были заплетены в змеевидные косы и ниспадали на плечи. Разные мелочи были вплетены в ее волосы: старые потертые монеты, должно быть, чеканившиеся давно угасшими цивилизациями; маленькие наполированные кости животных, незнакомых нам; и странные ленты, красочные нити которых создавали причудливый узор. Но не это все гипнотизировало и влекло меня к почти закрытой фигуре возле руин. Ее улыбка. С каждым шагом приближения она все сильнее очаровывала меня. Это была не милая улыбка, как некоторые могут предположить. Это была смесь тоски, гнева, надежды и любви, симфония противоречивых чувств, которые, как я полагал, были несовместимы. Это была улыбка, которая могла изрекать как великую мудрость, так и приказы, несущие смерть тысячам. Улыбка, родившаяся из истин, познанных в потусторонних существованиях. Холодный пот побежал по мне, и я испытал чувство страха, смешанное с мирным блаженством, за миг до того, как подошел к ней.
Я остановился в нескольких шагах от нее, все еще глядя на ее волшебную улыбку, как голодающий на пир. На мгновение я понадеялся отыскать проблеск радости в ее чертах. Но надежда угасла так же быстро, как и появилась. Затем она начала говорить. "Ты умираешь, Джаель". Ее голос был одновременно грубым и нежным, полным контрастов. Она говорила без насмешки, жалости или жестокости.
"Почему?" - услышал я свой машинальный ответ. - "У меня прекрасное здоровье". Мои возражения были такими же жалкими и неуклюжими, так они, должно быть, выглядят для читателя этих пожелтевших страниц, но слова вырывались быстрее, чем я успевал подумать и проявить самообладание. Женщина слегка кивнула, как будто ожидала именно такого ответа.
"Ты утверждаешь, что у тебя хорошее здоровье", - перефразировала она мои слова с особой интонацией. - "Но ты не в состоянии постичь устройство этого мира во всей его сложности". Медленно и с сожалением она покачала головой, словно магистр в монастырской школе, который получил от новичка глупый ответ на очень простой вопрос. Затем она обнажила кисти, сдвинув рукава своего балахона, и указала мне следовать за ней. Даже в ее манере ходить было что-то из иного мира. Ее тело двигалось не в такт шагам, казалось, будто она плывет. Безмолвно и послушно я последовал за ней через старые руины. Сегодня, после того, как я прокрутил это видение в мыслях много тысяч раз, я знаю, что это был старый торговый пункт. Стены и ржавые ворота не оставляли никаких сомнений. Но в видении я о таких банальностях не заботился. Следовать за фигурой впереди меня было моей единственной целью. Она остановилась перед старой заросшей башней, предположительно где-то в самом сердце руин, и открыла чугунную дверь, которая зловеще беззвучно качнулась в сторону.
"Иди, Джаель", - сказала она. - "Иди и познай истину". Это были последние слова, которые я услышал перед ужасным открытием внутри руин. Когда я собрался ответить, она уже ушла. Впервые чувство растерянности смешалось с уверенностью, которая была во мне в начале видения. Я все еще понимал, что мое физическое тело лежит на кровати в скромной келье, в другом мире. Также я знал, что могу проснуться от прекрасного и ужасающего видения. Но я не хотел. Почему? Я не способен сказать. Было ли это из-за любопытства? Чувствовал ли я, что это судьба, которая словно накрывала руины тонким, необыкновенным рукавом? Я не знаю.
Я вошел. Пол под моими голыми ногами оказался холодным, а пыльный воздух, подсвеченный бледно-красными лучами солнца, наполнив мои легкие, заставил закашляться. Внутри было почти пусто, не считая паутины, обветшалой мебели и камней, упавших с осыпающихся стен. В центре стояла деревянная конструкция, невероятно крупный вертикальный ящик. Неуверенно я подошел ближе. Одно слово пришло мне в голову, но исчезло так же быстро, как и появилось. Я осознал, что огонь заходящего солнца угас и сменился тускло-голубым свечением. Легкий расплывчатый туман начал покрывать все вокруг, превращая мирный и благословенный пейзаж, наблюдаемый мной до входа в руины, в тревожный. Расползающийся, холодный, опустошительный.
Моя рука двинулась по поверхности странного ящика, который был немного выше меня. Древесина сгнила и посерела, и от нее исходил непонятный запах, напоминающий запах железа. Он был сладкий и соблазнительный, но в то же время отвратительный.
- "Уходи!", - мелькнуло в голове. - "Уходи прежде, чем откроешь это". Я не мог понять, мои ли это мысли. Но, конечно, я не ушел. Медленно моя рука потянулась к зазору на боку ящика, позволяющему открыть его крышку. Когда задвижка неохотно поддалась, издав траурный звук, я вспомнил слово, которое вылетело из моей головы. На этот раз оно не исчезло, оно сохранилось в памяти вместе с заключенным в нем страхом. Деревянная конструкция посреди этих заброшенных руин вовсе не была ящиком. Это был гроб.
Даже сегодня я вряд ли смогу найти правильные слова для описание того ужаса, который охватил меня от разлагающегося содержимого гроба. Без всякого сомнения, существо, представшее перед моими глазами, было мной. Те же каштановые волосы, поредевшие уже в возрасте двадцати восьми лет. Та же тщательно подстриженная густая борода по грудь, которую я отрастил, чтобы скрыть свое ничем не примечательное продолговатое лицо. Тот же кривой нос, придающий моему лицу вид стервятника и заставляющий избегать собственного отражения в зеркале. Только тело в гробу было мертво, скрючено как в момент смерти. Заперто как скотина, его голова была вдавлена в плечи малыми размерами гроба, вся неестественность его позы выражала немой упрек. Тело было зажато, руки искривлены и прижаты к телу. Однако, ужасней всего было лицо. Бледная кожа зеленовато-серого цвета походила сгнившие надгробия. Многочисленные глубокие трещины не кровоточили, но открывали плоть и белые кости. Во вьющейся и спутанной бороде ползали личинки, источая гной и пузырящуюся жидкость, которая капала вниз на каменный пол. Щеки человека впали, и его потрескавшиеся губы были искривлены и приоткрыты, создавая впечатление вымученной улыбки. Зубы были гнилыми, а язык серым. Но причиной душераздирающего, панического крика, вырвавшегося из меня, было совсем не это. А глаза. Или скорее место, где должны быть глаза у здорового живого человека.
Но глаз там не было. Слабые и бледные, как саван, лишенные всякого смысла веки, нависали над зияющими черными глазницами. Вопреки какому-либо смыслу, казалось, они уставились на меня, шепчущие, гниющие и мертвые. Та же гнойная жидкость, которая сочилась из бороды, стекала на брови и исчезала в пустых глазницах. Нет... Никакие слова не могут описать ужас, который наполнил меня при виде этого обезображенного существа.
В панике я ударил иссохшую копию самого себя, но тем самым только раскачал тело, и оно упало прямо на меня. Я почувствовал, как отвратительная гнойная жидкость из бороды трупа коснулась моих губ, а кучка личинок упала на мое плечо. На короткий миг я оцепенел. Я держал на руках самого себя, словно близнец собственного покойного брата. Только это был не близнец. Когда личинки попытались двинуться вверх по моей шее, я оттолкнул труп с пронзительным криком, стряхнул личинок и выбежал из руин.
Между тем наступила ночь, и полная луна стояла на небе, холодная, белая и неподвижная. Завеса тумана, образовавшаяся внутри руин, рассеялась, как только я покинул их и позволил себе упасть на землю, сотрясаясь от рыданий и тяжело дыша. Я мертв, - проносилось в мозгу снова и снова. МЕРТВ!
Я издал панический вопль в жалких попытках прогнать безумие из своей головы. Страх никуда не делся, он был вездесущ, и я почувствовал, как горькие слезы, текут из моих глаз. Что все это, во имя праведного пути, значит? В каком кошмаре я застрял? Некоторые могут спросить, почему я не покончил с видением, например, ущипнув себя, тем более, что я в полной мере осознавал нереальность происходящего. Ответ - я был неспособен на это и хорошо это понимал. То, через что я прошел, было не из числа привычных ночных иллюзий, которые иногда приходят к нам в часы покоя. Что-то, в чьей природе я хотя бы немного должен был разобраться в будущем, хотело мне нечто показать, и я не мог сбежать от правды, нет, я был не способен на это настолько, насколько человек не может скрыться от песков времени. Когда я поднял взгляд от земли и начал отползать в сторону каменной арки и леса, плача от бессилия, я снова увидел ее. Женщину под вуалью. Она стояла и пристально смотрела на меня почти с сочувствием. Во всяком случае, я так подумал, так как не мог разглядеть что-либо выше ее щек, кроме неестественной тени от ее капюшона, даже учитывая мой угол обзора.
"Кто вы такая?" - произнес я слабым голосом. "Что, во имя Черного стража, вы такое? Демон? Ангел смерти?" Это звучало ничтожно, как причитания отчаявшегося дитя.
"Ты спрашиваешь меня, что я", - ответила она эхом на мои жалкие слова. - "И ты предполагаешь, что я - черный ангел твоего бога, призванный покарать тебя. Но..." - по-матерински нежное участие сопровождалось грубым голосом. - "Ты задаешь неправильный вопрос, Джаель. Ибо не имеет значения кто я".
На мгновение я уставился на нее в замешательстве, не в силах отреагировать на загадочный ответ. Я все еще сидел на земле, не шевелясь, лишь судорожно и панически дыша и смотря на женщину под вуалью. Казалось прошла вечность, прежде чем я задал вопрос, который требовалось задать.
"А какой... какой вопрос верный?"
На краткий миг мне показалось, что я увидел, как грустная улыбка коснулась ее алых губ. "Ты спрашиваешь у меня то, на что только ты можешь дать ответ", - сказала она и пошла к каменной арке. - "И я хочу дать тебе совет". Она остановилась, выглядя нереальной в серебряных лучах ночи. "Совет о том, как можно избежать гибели твоей души". На мгновение повисла тишина. "Покончи со своей лживой жизнью. И следуй за огнем".
Затем видение растаяло.
|
|
|
|
Конский слесарь во славу Шеогората
| Почётный житель |
| Сообщений | 715 |
|---|
| Награды | 7 |
|---|
| Репутация | 46 |
|---|
| Пол | Мужчина |
|---|
|
28 Августа 2017 в 17:39. Сообщение # 2
|
|
Мясник из Арка, том II: Безымянный
Вплоть до сегодняшнего дня происхождение и природа этого видения остались для меня загадкой. Кем была загадочная женщина? Как она проникла в мои мысли? Или все это было не от нее, а всего лишь призрачным образом моих помыслов, воплощением моего подсознания? Эти вопросы пришли в мою голову сразу после того, как я проснулся.
Но много времени для размышлений у меня не было. Когда я проснулся, тяжело дыша и весь в поту, я понял, что что-то изменилось. Дезориентированный, я встал и протер горящие глаза. Я осмотрел свою комнату, и мои кости недовольно затрещали, когда я крутил головой по сторонам.
Ничего. Все вокруг казалось совершенно нормальным. Я еще раз прошелся взглядом по узкой комнате, от тяжелой деревянной двери, к малому платяному шкафу, до писчего стола в правом углу, на котором в беспорядке лежали многочисленные тома и свитки. Неуверенно я закрыл глаза и прислушался к своим ощущениям. Нет... Несоответствий в обстановке я не нашел. Это что-то исходило от меня. А если быть точным, оно исходило от странного чувства в животе, неизвестного мне тогда. Это было беспокойство, слабое и застоявшееся, рассеянный страх, подобный тому, который приходит к нам в предвкушении чего-то ужасного и затруднительного в будущем. Тем не менее, ощущение показалось знакомым, словно мрачная правда, подавленная в подсознании все эти годы, теперь нашла лазейку в мой разум, подобно пылающему углю под тонким слоем треснувшего льда, начавшего таять. Сбитый с толку, я схватился за живот в детской инстинктивной манере. Конечно же, это не помогло - странное неясное ощущение не прошло.
Я встал, пошатываясь, и выглянул в узенькое окно над писчим столом. Видение, которое, казалось бы, длилось вечность, в реальности заняло не более часа. С улицы все еще не доносилось ни единого звука, а свет, по-прежнему, был тусклым и бледным. Лишь слабый серый луч солнечного света озарял в воздухе спутанный танец сотен пылинок. Вдобавок к чувству беспокойства меня тошнило, глаза горели, и я ощущал слабость.
Вода... Мне нужна вода.
Медленно я пошел к корыту со свежей родниковой водой рядом с тяжелой деревянной дверью. Я почувствовал, как мое беспокойство возросло, и на мгновение в голове появилась нелепая картина. Что я увижу в отражении в воде, когда склонюсь над корытом? Искаженную и гниющую гримасу, которую я видел в руинах? Или неприметное лицо человека, который прожил жизнь, построенную на случайностях и отсутствии свободы выбора? Я боролся с желанием отойти от корыта, поэтому опустился перед ним на колени. Но мой страх оказался беспочвенным. На лице в отражении не было ни ползающих гнойных личинок, ни потрескавшейся кожи, обнажающей плоть и кости.
Просто сон. Это был просто сон.
Я слабо улыбнулся, смутившись своей собственной глупости, почерпнул ладонями воду и сделал три больших глотка. Потом я плеснул немного воды на свое лицо, протер ею тело, волосы, руки и ноги. Взял щетку с щетиной из вепря и скреб ею свою кожу, пока она не начала гореть. Наконец, я снял коричневое одеяние жреца с чугунного крючка у двери, надел его и устало прислонился к стене. Я почувствовал себя лучше, но незначительно. Я несколько раз повторил эти слова про себя. Пытаясь таким образом, прогнать остатки того, что, как я полагал, было кошмаром. Но это не помогало и каждый раз, когда я закрывал глаза, образы моего собственного трупа наполняли мою голову, а беспокойство только росло, подчеркивая значение сна. Я вздохнул и сделал то, что делал всегда, когда размышлял - стал ходить по комнате.
Я хорошо помню, что в тот момент, впервые в жизни, образовавшаяся тишина начала угнетать меня. Мне очень хотелось услышать знакомый скрип телег, зазывающие крики пекаря или рев осла... Но ничего не было слышно, ни единого звука, даже заунывного пения ветра, который обычно был повсюду в Туманном. На фоне тусклого света в моей келье я ощутил себя словно частью тирматральской траурной картины. Неизменно одни и те же образы: гроб... труп. И женщина под вуалью с ее словами...
Следуй за огнем... Покончи со своей лживой жизнью.
Была ли связь между этими словами и тупым ощущением в животе? Почему мне вообще все это приснились? Что, во имя праведного пути, это значило? Мое лицо омрачилось.
Лживая жизнь? Что за бред.
Я жил жизнью, полностью соответствующей пути, определенному мне. Даже если время от времени мрачные мысли посещали мою голову, и я завидовал приключениям странствующих, которые останавливались в Туманном, то это не значит, что моя набожная жизнь была "лживой". Нет... Мне повезло, что не пришлось жить как мой горемычный отец, размазывая жир по шкурам животных. И повезло еще сильнее не стать одним из тех злосчастных людей, которые режут друг другу глотки за черствый кусок хлеба в Подгороде Арка. У меня защипало глаза.
Именно такие мысли заставляют следующих пути людей сбиваться с него. Они увлекаются безумными мечтами об "авантюрной жизни", которые приводят их к страданиям и нищете.
С хмурым лицом я вспоминал о страшных историях, которые время от времени доходили до Туманного. Всегда находятся эгоисты и властолюбцы, забирающие невинных людей вместе с собой на дно. В конце концов, я остановился.
Нет... моя жизнь именно такая, какой и должна быть.
"Это действительно так, Джаель?"
Я вздрогнул. Что за черт...? Я раздраженно огляделся вокруг, пытаясь найти источник голоса. Ничего... Я был один. Но тогда откуда взялся этот голос? Должно быть, это мое воображение. Докатился - я начал слышать голоса!
Этот сон сводит меня с ума.
Злясь на себя самого, я снова начал ходить. Но после двух шагов голос вновь зазвучал в моей голове - и вместе с ним тупое ощущение в животе разгорелось, как слабое пламя на ветру. В моем сознании появились образы и чувства, тяжелые и настойчивые, но одновременно знакомые. На этот раз голос заговорил с примесью печали и насмешки.
"Как долго ты намерен закрывать глаза на правду? Что должно произойти, чтобы ты, наконец, понял?"
На этот раз я рухнул на спину, когда услышал голос. Не столько из-за слов, сколько из-за нахлынувших на меня ощущений. Мысли проносились в моей голове, и они были не только о сценах из моего сна. Я видел себя, лежащего на кровати, дрожащего и обливающегося потом. Я видел себя, хмуро глядящего вдаль, пока Мать Палея зачитывает путь для меня. Вместе с мыслями появились чувства тревоги, одиночества и страха. Инстинктивно я прижал обе руки к животу.
Во имя праведного пути... Я теряю рассудок! Черт побери, я по-настоящему теряю рассудок!
Я развернулся и быстро, как молния, поспешил к своему столу, на котором лежал раскрытый фолиант в кожаном переплете. Это была рукописная копия "Пути", которую я начал переписывать прямо перед празднеством Звездной летней ночи. Последние пятьдесят лет воссоздавать эти рукописные труды стало возможно почти магическим образом - спасибо странной конструкции, подобной прессу, созданной хитрым исследователем-звездником (ее называли "буквопрессом" из-за действий станка). Рукописные копии, однако, до сих пор считались признаком духовной преданности. В процессе их создания было что-то вдумчивое и успокаивающее, как раз то, что мне было необходимо, чтобы развеять растущую тревогу в животе. Я наскоро поправил стул, открыл чернильницу и взял перо. "Работа освобождает разум", - говорил я себе. Я приободрился, так как поток странных образов и чувств, который появился вместе с голосом, уменьшился. Это был сон, ничего больше. Поистине страшный сон, но все же сон.
Да... Сосредоточусь, напишу несколько страниц, проговаривая стихи - и призрак исчезнет. Ничего не будет напоминать мне о изуродованном теле в гробу, моем теле, и завтра я смогу продолжить свою бесцельную жизнь. Конечно, буду заниматься обычными делами, а затем однажды я мирно умру, не зная правды вовсе, незначительный и бесцветный среди тысяч таких же, и никто, никто никогда не вспомнит тебя, Джаель, сын Кожевника, Безымянный и...
...лишь теперь я обнаружил, что пот ручьем стекает с моего лба, а я сжал перо так сильно, что рука начала болеть. Предложения, которые я написал, больше напоминали каракули и были полны ошибок. Я уронил перо и ахнул.
- Колдовство. Это колдовство!
Я захлопнул книгу, закрыл глаза и начал очищать свой разум, как учила меня Мать Палея. Дыши, Джаель. Дыши. Все мое тело сотрясалось, а пульс колотился в области запястий. Без всякого сомнения, голос шел из моей головы. Он был частью моих мыслей, но все еще таким незнакомым, пугающим и неявным.
- "Это бесполезно, Джаель", - вдруг шепнул голос. "Ты не можешь избежать судьбы. Покончи со своей лживой жизнью, покончи здесь и сейчас... и следуй за огнем". На мгновение повисла тишина. "Иначе ты умрешь".
Как только последнее слово угасло в сознании, страх вспыхнул внутри меня. Он пронесся вверх по позвоночнику и распространился по всему телу, в сердце, в пальцы, в мой череп, прямо в мозг. Чувства, высвобожденные им, были ужасающими. Снова и снова появлялись жуткие образы из моего сна вместе со странными воспоминаниями о, казалось бы, случайных моментах моей жизни. Я видел себя, бесцельно бродящим между скамьями храма. Я видел себя, подготавливающим труп к его последнему путешествию, согласно эндеральской традиции, и плачущим. Я видел себя, лежащего в своей постели, всего в поту, тяжело дышащего и с широко открытыми глазами. Однако, не видения сделали состояние таким невыносимым... Это было чувство, накрывающее все, словно свинцовое серое облако, и сводящее меня с ума. Я ощущал смесь страха и паники, сильного одиночества и опустошения. Я как будто стоял перед черной бездной, потерянный и обезличенный. Я чувствовал себя... одиноким.
Для вас наверное трудно осознать описываемое, но, быть может, это поможет вам понять устройство человеческого разума. Если с кем-то происходит что-то ужасное - например, умирает любимый человек - наш разум реагирует на это своего рода шоком. Лишь части от того, что мы реально должны чувствовать, мы позволяем проникнуть прямо в разум. Остальное мы загоняем в глубь нашего подсознания и скрываем как неприятный опасный секрет. После того, как разум немного оправился, спрятанные кусочки воспоминаний извлекаются один за другим, так мы можем справиться с ними и перестать скорбеть. Однако, если почему-то этого восстановления не происходит, то воспоминания начинают разлагаться и гноиться, пока их не заметят: мы ощущаем унылость, подвергаемся паническим атакам или полностью утрачиваем способность испытывать эмоции. Впрочем и в таких условиях возможно прожить до самой смерти, скрытые воспоминания отнимают львиную долю нашей жизненной энергии, или, в худшем случае, подталкивают нас на странные поступки.
И пока щупальца страха свирепствовали во мне, я осознал, что эти ужасные ощущения как раз и были такими гниющими воспоминаниями. Они были там всегда, таились в тени под щитом из стекла. Я замечал их на краткий миг, мелкий и незначительный. Иногда глубокой ночью, просыпаясь от кошмара, весь пропитанный потом и неспособный ухватить даже образа из сна. Иногда в мельчайших трещинках моих раздумий, преследовавших меня за выполнением вполне обычных обязанностей. Затем, на мгновение, меня переполнило туманное и серое одиночество, и я почувствовал себя так, как если бы я был лишь наблюдателем самого себя, зрителем лицемерной фанатичной игры. Моей фальшивой жизни. Я жил во лжи, в отчаянной попытке моего разума скрыть нечто во мне, что не могло быть скрыто - тайну, что я сдерживал и что больше не могла оставаться в заточении. Теперь она высвободилась и безжалостно продемонстрировала мне, что произойдет, если я не начну искать истину: смерть. Ты умираешь.
Но некоторые из вас наверняка понимают, что осознание и дальнейшие действия - несопоставимые вещи. И хотя голос вынудил меня посмотреть на это - и я посмотрел - я не хотел принимать этого. Я издал гортанный крик, смахнул письменные принадлежности со стола и опрокинул стул. Я бил кулаком по стене кельи, игнорируя жгучую боль, которая поползла вверх по моей руке. Мне хотелось как-нибудь прогнать охватившее меня чувство, чтобы вернуть свою прежнюю жизнь. Но мое сопротивление было тщетно, и с каждой секундой паника лишь усиливалась, сжимая мое горло и будто топя меня в безжалостном потоке. Только когда я начал задыхаться, я опустился на пол, прислонившись спиной к стене, и закрыл лицо руками, обессиленный.
- Это бесполезно.</font> Я почувствовал, как соленые слезы обжигают мне щеки, и зарыдал, как ребенок. "Что же мне делать? Во имя Мальфаса, что мне делать?" - произнес я. Мой голос дрожал и звучал печально.
Некоторое время ничего не происходило. Затем я снова услышал голос в своих мыслях, ласковый, грустный.
- "Ты уже знаешь ответ, Джаель... она сказала тебе, что делать".
На этот раз голос не усилил мое одиночество. Нет, на мгновение я почти успокоился, и это был тот самый момент, когда я принял решение. Да... она была права. Я знал, что должен делать. Я знал это и знал это всегда, но, как солдат-новобранец, который не понимает, что рассказы о славных войнах всего лишь истории, пока сам не потеряет ногу, я должен был увидеть свою собственную смерть, чтобы понять это.
Я должен был начать поиски скрытой истины. На тот момент мне было не ясно, что женщина под вуалью имела в виду, говоря об "огне". Был ли огонь символом истины? И находилась ли истина за чувством пустоты и одиночества, которое я научился подавлять и которое больше не мог сдерживать?
Возродившийся человек, который позже стал известен как "Мясник Арка", еще не знал, что скоро получит ответы на эти вопросы.
~
Мои воспоминания о часах после принятия решения весьма расплывчаты. Было бы неправильно предполагать, что гнетущее чувство в моем животе исчезло после того, как я понял его природу. Нет, оно было все еще там, и каждый раз, когда у меня возникали сомнения, пока я упаковывал свои пожитки, оно усиливалось и становилось настойчивее, подобно мастеру, настроенному удержать недалекого ученика на правильном пути при помощи порицаний и колких речей. И все же я ощущал решимость, которой никогда до этого не было в моей жизни. На самом деле, я чувствовал дух... оптимизма, как бы странно это не звучало после того, что со мной приключилось.
Я собрал все свои вещи и покинул храм, который был моим домом более десяти лет. В последний раз оглянулся на его грандиозное внутреннее убранство. Там стояла каменная статуя Мальфаса, облаченная в массивные стальные доспехи и решительно глядящая вперед. В левой руке статуя держала реплику сломанных оков, а вытянутой вперед правой рукой указывала путь, гордо и властно. Напоследок я закрыл глаза и почувствовал повсеместный запах ладана, лаванды и розы, аромат, который раньше давал мне ощущение комфорта. - Теперь он неприятно щекотал нос и напоминал мне о мази, которую жители островов Киле использовали для бальзамирования своих умерших. Я тягостно сглотнул и закрыл за собой дверь.
Содержимое дорожного мешка, который висел на моем плече, было скудным: буханка еще свежего эндеральского хлеба, бурдюк, колючее хлопковое одеяло, мешочек медяков и 101 священных стихов, которые я решил взять с собой после секундного колебания. Книга была тяжелой, а ее кожаный переплет выглядел шероховатым и... что ж, липким. Но все же, моя привязанность к рожденным светом, чье святое слово являлось духовным компасом для любого верующего эндеральца и до сих пор было единственным товарищем в моей одинокой жизни, кроме Матери Палеи, была слишком глубока. Одно было мне ясно: Куда бы не привело меня мое странствие, мне понадобятся пища и подходящая одежда. Одеяние жреца слишком тяжелое и громоздкое, и в нем будет слишком жарко летом. Кроме того, оно представляется мне обузой, совершенно неподходящей для поставленной цели. И хотя каждый путешественник - кроме бандитов - относился бы ко мне с уважением, это одеяние было символом моей прежней жизни жреца.
Поэтому мне необходимо было пойти на рынок и найти торговца, продававшего свои товары даже в священный день. Было непривычно видеть место, которое обычно заполнено людьми, таким тихим и пустым. Мое присутствие заметили лишь собака да несколько кур, которых их владелец посадил в загон, окруженный альковом в хлипкой городской стене. Тем временем, уже встало солнце, но многочисленные серые облака плохо пропускали свет, чтобы осветить город. Собирался дождь.
Наконец, я нашел, что искал, маленький и уютный магазин. Стены дома поросли плющом, даже молочно-белые окна под изогнутой крышей были обрамлены им. Тележка, заполненная бочками и ящиками, стояла перед входом, как если бы ее бросили прямо во время работы, что, скорее всего, так и было, учитывая витающий в воздухе запах алкоголя, пороха и жареного мяса. Гирлянды, которые переливались бы разными цветами при достаточном солнечном свете, вяло висели между домами. Несколько раз я слышал хруст под ногами, когда наступал на разбитые кружки. На табличке рядом с тяжелой дверью было написано "Всякая всячина Карвая".
Я постучал, не заметив никакого отклика на протяжении нескольких минут, я постучал еще раз. После третьего раза послышался звук шаркающих шагов, и пожилой звездник с чисто выбритым лицом и острым носом открыл дверь. Его уставший вид ясно говорил мне, что он планировал выставить нежелательного клиента до того, как узнал меня. А темные круги под глазами заставили меня предположить, что он, как и все, бурно отпраздновал Звездную летнюю ночь. На мгновение вид его показался мне странным, даже знакомым, как будто все это уже происходило много раз. Однако ощущение быстро исчезло в тот момент, когда он начал говорить. "Итак... Отец?" - произнес он усталым голосом. Он взволновано взглянул на вышитую на моем одеянии эмблему, которая изображала стилизованный глаз и меч. "Могу я вам чем-то помочь?" Я попробовал улыбнуться. "На самом деле, можете, показав мне свои товары. Могу я войти?" Я был удивлен, как уверенно и дружелюбно звучал мой голос. Мгновение звездник по имени Карвай смотрел на меня с опаской. Как и все звездники, он был маленьким и жилистым, с курчавыми волосами и заостренным носом. Карвай был человеком, следующим пути. Каждую неделю он и его многочисленные дети посещали три мессы, что стало еще одной причиной, почему я выбрал его магазин для покупки одежды, подходящей для моего нелепого путешествия. Он очень уважает духовенство, поэтому не будет задавать вопросов. Карвай почесал нос и бросил на меня заспанный и растерянный взгляд. В его глазах читался вопрос, зачем, во имя праведного пути, сельскому жрецу вздумалось посетить магазин в такую рань. Но он лишь беззаветно кивнул и отошел в сторону, приглашая меня войти.
В отличие от мрачных пейзажей Туманного, его жилище было простым и уютным. В большой комнате в конце коридора потрескивал камин, и на мгновение я увидел молодую девушку, выглядывающую из-за двери наверху лестницы, расположенной рядом со входом. Я позавидовал дочери звездника и ее братьям и сестрам. Их отец дал им дом и чувство безопасности, чего никогда не было у меня с Гилмоном. Когда же Палея взяла меня под свое крыло, было уже слишком поздно.
Деревянные стены, будучи старыми, выглядели еще крепко, а на левой стене висела большая шкура прибрежного охотника. Я неохотно сделал шаг вперед и чуть не споткнулся об один из многочисленных ботинок на полу. Я услышал, как дверь позади меня захлопнулась, а Карвай откашлялся.
"Проходите сюда, Отец", - сказал он и пошел в сторону большой торговой залы, из которой я слышал потрескивающий огонь. Это было удивительное зрелище. За деревянным прилавком, отделявшим продавца от клиента, громоздились многочисленные изделия, сундуки, ящики и предметы мебели. Огромные книжные полки, тянувшиеся вдоль стен, были заполнены пыльными фолиантами, свитками, кристаллами и шкатулками. Снаружи магазин выглядел небольшим, но я не мог побороть чувство, что здесь можно найти бесценные предметы старины.
"Итак... что именно вам нужно, Отец?" - спросил, наконец, звездник. На некоторое время я замялся с ответом. [b]А что мне было в действительности нужно?
Я хотел отправиться в путешествие, чтобы найти таинственную женщину из моего сна, и что-то подсказывало мне, что Эндералом оно, возможно, не ограничится.
"Ну...", - начал я. - "Все необходимое для длительного путешествия".
Звездник нахмурил брови. "Путешествия? Куда?" Мгновение он колебался. "Если вы не возражаете против подобных вопросов".
"Я еду... в Арк", - сымпровизировал я. Чем позже он расскажет кому-либо о моем отпуске, тем лучше. - "Верховный жрец призывает нас". Казалось, ответ его удовлетворил.
"Понимаю...", - сказал он и поднял дверь прилавка. - "Я весьма польщен вашим визитом в мой магазин". Я кивнул, улыбнувшись, и позволил ему сопровождать меня при выборе товаров.
Примерно через полчаса я оставил 102 медяка. Я купил добротный рюкзак, пару хороших ботинок, дорожный плащ с капюшоном и старый железный кинжал, которым я не умел пользоваться. Карвай также продал мне посох путешественника, который, как он утверждал, очень любили паломники, обходящие семь дорожных святилищ. "Идеально подходит для отпугивания насекомых", - сказал он мне уверенно. На прощание я благословил его и ушел с улыбкой жреца. Провиант для своего путешествия я купил в таверне. Матрис, борясь со сном, старательно убирал оставшийся после празднества беспорядок. Он бросил на меня смущенный взгляд, но после некоторого пояснения, касающегося моих планов, продал мне за хорошую цену буханку вкусного хлеба, сухофруктов и бочонок маринованной шепчущей травы, которая была популярна у путешественников из-за длительного хранения. Он также попросил моего благословения, которым я одарил его со странным чувством. Впервые, священное действие казалось мне чем-то неправильным, а ритуал - не столько обыденным, сколько лживым.
Стражник Юлеас был последним, кого я встретил прежде, чем начал спускаться по склону холма, на котором располагалось Туманное. Он был слишком сонным, чтобы спрашивать, куда я направляюсь. Поэтому он послушно открыл деревянные ворота и пожелал мне мирного пути. Как только я оставил Туманное, меня переполнило чувство печального облегчения. За несколько часов я покончил с жизнью, которую женщина под вуалью назвала "лживой". Никто не заметит моего отсутствия до конца дня.
|
|
|
|
Конский слесарь во славу Шеогората
| Почётный житель |
| Сообщений | 715 |
|---|
| Награды | 7 |
|---|
| Репутация | 46 |
|---|
| Пол | Мужчина |
|---|
|
28 Августа 2017 в 18:00. Сообщение # 3
|
|
Мясник из Арка, том III: Первые шаги
Первые дни моего путешествия были почти что духовным опытом, но все же не до конца приятным. Я чувствовал себя так, словно всю свою жизнь мои глаза застилала пелена. Чем дальше я уходил от голого утеса, тем более нереальной казалась мне мысль, что двадцать восемь лет я прожил там... будучи жрецом. Все это уже почти казалось мне сном.
Кем я был, в конце концов?
Мне не удавалось найти удовлетворяющего ответа на этот вопрос. Если я тотчас же не окончу свое дурацкое путешествие и не вернусь обратно, в глазах Священного ордена я стану еретиком, беспутным, тем, кто отвернулся от своего предназначения. Тот факт, что я сам относился к клирикам, был лишь малой частью моих забот. Когда я думал о Мальфасе и его 101 стихе, сомнения и горечь подобно невидимому мечу скрещивались с обретенным мною ощущением свободы. Но и мысль о возвращении не приносила облегчения. Тупая боль в моем животе затаилась внутри меня. Когда на второй день путешествия я попытался сделать несколько шагов обратно в направлении Туманного, во мне тут же восстала та ужасная паника, что ранее привела к переломному моменту в моей комнате. Нет... Единственный доступный мне сейчас путь - это путь сквозь подавленные воспоминания, прочь от моей лживой жизни. Я не имел ни малейшего понятия, где начинать поиски утраченных фрагментов моего детства. Мне было всего два года, когда Гилмон нашел меня. Что же так повлияло на мою жизнь? Единственной зацепкой, что могла привести меня к ответам, были зловещие слова женщины под вуалью. Верить этим словам было столь же глупо, как верить киранийскому чтецу костей, но у меня не было другого выбора.
Следуй за огнем...
Я остановился на мгновение и вытер пот со лба. После того, как я спустился с утеса Туманного, я пошел по тропинке вдоль берега. Теперь я был на границе с Сердцеземьем. Арк находился примерно в одиннадцати днях ходьбы, но я собирался использовать последние медяки, чтобы заплатить за перелет в столицу на мираде. Заросшие тропинки эндеральских лесов таили в себе слишком много опасностей. Сейчас я двигался по частично вымощенной дороге меж ярких лугов. Отовсюду раздавалось пение птиц, а солнце припекало сзади мою шею.
Ты безумец, Джаэль... просто безумец, - подумал я, оглянувшись. Конечно, ведь то, что я сделал, противоречило всему, чему учили меня священные стихи. Еще каких-то семь лун назад я сопровождал небольшую группу мальчишек и девчонок во время их посвящения. Я помнил, как смышленая рыжая девочка-аэтернка заговорила со мной на одном из подготовительных уроков. У нее были прекрасные прямые волосы, столь характерные для остроухой расы. "Что, если я не хочу становиться швеей?" - спросила она у меня после того, как я объяснил детям всю важность предстоящей церемонии, ожидающей их на будущие именины.
"Как твое имя, девочка?" - ответил я, улыбаясь
Решительность не покинула ее взгляда. "Силена, Отец. Меня зовут Силена."
"Силена... очень хорошо. Позволь мне загадать тебе маленькую загадку. Хотя нет, я загадаю ее всем вам". Она насупила брови и бросила на меня скептический взгляд, присущий скорее взрослой женщине, чем девочке. "Представьте себя смелыми исследователями. Ваша праведная миссия, лично доверенная вам священным лидером ордена - открыть новую землю далеко за островами Скарагг... так же, как некогда первопроходцы открыли Эндерал". Беспомощные или скучающие взгляды детей наполнились любопытством. Только Силена по-прежнему смотрела на меня упрямо и скептически. "Однако", - сказал я, поднимая указательный палец. - "С вами случается великое несчастье". Я выдержал значительную паузу.
"Буря. Преодолев только половину пути, ваш корабль пал жертвой сильного шторма. К счастью, никто не пострадал, но вы оказались на диком пустынном острове. Вокруг вас нет ничего, кроме зарослей, холодного песка и обломков". Все, кроме Силены, погрузились в мой рассказ с головой.
"Вы все знаете, что если хотите выжить, то нужно действовать немедля. Ибо не только пронизывающий холод и голод могут привести вас к гибели... Вы слышите угрожающий рык вдалеке, звук, который может издавать лишь дикий ватир". Когда я упомянул это омерзительное козлоподобное создание, которое обычно обитает в темных и влажных пещерах, некоторые дети выказали отвращение. "Итак, вы начинаете собирать дрова и строить лагерь. Но вскоре становится ясно, что некоторые из вас подходят для выполнения определенных задач лучше, чем другие. Ралоф, например, может унести вдвое больше дров, чем Силена, потому что он сильный. Ты, Гилма, одаренная лучница, потому что твой отец с детства разрешал тебе тренироваться на соломенных манекенах в здании стражи. Так кто же должен нести первую вахту, а кто - идти по дрова?" Все дети согласились, что Ралоф должен идти за дровами, а Гилма охранять лагерь. Игра продолжалась, пока всем "первооткрывателям" не были розданы задания согласно их физическим и умственным качествам.
"Что ж. Но тут происходит нечто неприятное: Ралоф решает, что его используют, и не хочет больше собирать дрова". Упомянутый мальчик бросил на меня возмущенный взгляд, но я движением руки успокоил его. "Конечно, он ведет себя так только в моей истории. Ни за что на свете он больше не хочет собирать хворост. Он говорит, что хочет нести дозор вместе с Гилмой, хотя всем вам известно, что Ралоф не смог бы попасть из лука даже в слепого и парализованного тролля. А теперь мой вопрос к вам: что было бы лучше для всех вас? Если бы Ралоф образумился и вернулся к работе, или же встал на стражу, тогда как Гилма собирала бы хворост?" Дети единогласно выбрали первый вариант.
"Очень хорошо. Только так вы смогли бы противостоять ватирам, голоду и холоду на суровом острове, пока не подошел бы корабль и не отвез вас обратно в Эндерал. Это суть того, чему нас учит Священное писание: единство и сила могут возникнуть лишь в том обществе, которое служит благу всех, а не отдельных личностей. Сам Мальфас назначает нам благословенные задачи, ибо кто еще может знать наши сильные и слабые стороны лучше того, кто дает нашим матерям дар плодородия каждую луну?" С довольной улыбкой я устремил взгляд на девочку, изначально задавшую вопрос.
"Это, дорогая Силена, и был ответ на твой вопрос. Даже если у тебя есть сомнения по поводу пути, который Мальфас вскоре изберет для тебя, победи их, как ты побеждаешь болезнь, ибо лишь люди, единые телом и духом, смогут существовать вечно". Ответом детей была восторженная тишина. Силена, однако, не потеряла своего скептического взгляда, после того, как я рассказал историю, вдохновленную первым стихом "Пути".
Путь... верил ли я сам в него хоть когда-нибудь? Я не знал. О нем рассказывала мне Мать Палея. В него я обязан был верить.
Если даже я, образованный человек с доступом к обширным знаниям, оказался способен обнаружить свои истлевшие воспоминания о детстве лишь после видения... что говорить о других людях? Неужели все они живут... лживой жизнью? А если, - пронеслось у меня в голове, - Путь - лишь обман... что же... что же ведет нас? Подобные еретические мысли занимали меня до заката.
Только после того, как солнце почти полностью исчезло за горизонтом, я снова обнаружил признаки человеческой жизни на своем пути. Как и четыре дня назад, я брел сквозь сосны и кипарисы, не находя ни единой души. Но теперь передо мной расстилалось огромное пшеничное поле, и в его центре, подобно башне, возвышалась ветряная мельница. Ее колесо медленно вращалось на вечернем ветру, а воздух был наполнен запахами пыльной земли, мха и свежесрезанной травы. Незамысловатая красота этого зрелища на мгновение заставила меня позабыть о боли в ногах и тупом ощущении в животе. Люди.
Несмотря на усталость, я ускорился и вскоре добрался до мощеной дороги, петляющей среди заросших пшеницей холмов. Через некоторое время я нашел то, что искал - приют. Ночь уже вступила в свои права, и оранжевый свет лился из окон старой, покрытой плющом крестьянской хижины, обещая защиту и отдых. Улыбка осветила мое лицо, и я незаметно для себя вздохнул с облегчением. Последние ночи я отдыхал в небольших пещерах, которые пришлись не по нраву моей привыкшей к мягкой кровати спине. Горячая еда... Вдруг мимо меня галопом пронеслись две лошади. Я инстинктивно отскочил в сторону, едва миновав столкновения с одной из них. Я издал испуганный крик и споткнулся, пытаясь удержать равновесие. С глухим стуком я приземлился в пыль. Какого черта?! Я негодующе посмотрел на двоих всадников, остановившихся передо мной. Они оба были очень высоки и носили кожаные одежды, как у охотников. Вороная масть их коней выдавала дорогую породу. Я сердито наблюдал, как они спешиваются, бросают медяк тощему пареньку, который, должно быть, был конюшим, и исчезают в таверне. Даже тогда я ненавидел самодовольных и неотесанных людей. Эти два обормота вообще осознали, что чуть не переехали меня? Скорее всего нет. А если и осознали, то даже не стали бы на тебя смотреть. Мои губы сжались в тонкую линию. Проклятые недоумки.
Но мой разум был слишком измучен, чтобы продолжать в том же духе. Так что я покорно пожал плечами, подобрал с земли свои вещи и двинулся к хижине. Опьяняющий запах свежевыпеченного хлеба наполнил воздух, и мой гнев улетучился. Напоследок я взглянул на вывеску, болтавшуюся на ветру. "Красный Бык". Здесь я собирался провести свою первую "цивилизованную" ночь своей новой жизни.
Когда я вошел в таверну, я услышал приятный гул голосов, стук кубков и потрескивание огня. Холод тут же отступил, а во рту начала собираться слюна. За время своего долгого перехода я съел лишь пару кусочков хлеба и несколько пучков шепчущей травы, так что я был голоден. Таверна была заполнена, что объясняло пустые улицы. Я решил, что она, наверное, представляла собой что-то вроде места встречи для местных фермеров. Помещение тут было примерно человек на тридцать, и почти все стулья, табуреты и скамьи были заняты. Комнату освещали факелы, отбрасывающие танцующие тени гостей на стены. Я принялся рассматривать посетителей. Рядом со входом уставшего вида человек увлеченно изучал желтую книжку с картинками под названием "Веселые аэтернские девицы". Вызывающие изображения на ее страницах явно были нарисованы не только для этнологов. Бородатый бард настраивал свою лютню на непредставительно маленьком помосте. Он, наверное, готовился исполнить свою следующую песню, которая неизбежно утонет в окружающем шуме. Прямо напротив меня сидел завидно привлекательный, хорошо одетый мужчина, разговаривавший с женщиной, чье лицо демонстрировало полнейшую преданность. Я решил, что ему тридцать пять зим от роду. Его волосы были черны как смоль, черты лица - мужественные, но изящные, а на щеках красовалась трехдневная щетина. Мои губы невольно искривились. Наверняка это один из этих щеголей из верхней части города. Один из тех, кто трахает все вокруг и растрачивает свое наследство. Когда я закончил свою мысль, щеголь обратил внимание на мой пристальный взгляд. Мгновение он смотрел на меня сияющими глазами, затем улыбнулся, одновременно притягательно и самовлюбленно. Затем он вновь повернулся к своей воздыхательнице. Остальные гости были путешественниками или фермерами всех мастей, мужчины и женщины, старые и молодые, высокие и низкие. Я почувствовал себя неуместным, как северянин на киранийском базаре. Мне было странно и неловко среди этих грубых людей, к которым я не принадлежал.
Я поспешно подошел к стойке, располагавшейся под более низкой частью потолка, за которой выстроились в ряд разные бочки и бутылки. Только я собрался открыть рот, как заметил две нескладные фигуры на высоких стульях.
Эти два урода.
Теперь у меня было время рассмотреть их. Один из них носил густую бороду и две странных серьги, которые придавали ему сходство с пиратом. Его приятель был гладко выбрит, но его подбородок явно был способен разрушать стены, выстроенные из хладовейного камня. На секунду мне страшно захотелось схватить кружку, стоящую напротив меня, и выплеснуть пиво им в лицо. Однако эта идея тут же испарилась, когда эти двое заметили меня. Я невольно склонил голову, когда они одарили меня довольным взглядом, а затем снова вернулись к своему жаркому.
Они даже не узнали меня. Легким кивком головы я подозвал к себе девушку, которая протирала кружки за стойкой. Она подошла ближе, оценила меня, а затем посмотрела на меня удивленно.
- "Матрис? Чего желаете?" - спросила она грубым голосом. Хотя бы у нее хватило вежливости обращаться ко мне как к городскому жителю.
Я попытался скрыть свое внутреннее смятение.
- "Стакан козьего молока, пожалуйста".
Я старался звучать по-мужски уверенно, но мой голос, который я не использовал в течение четырех дней, был больше похож на жалкое карканье. Даже если бы я попросил себе парочку бриллиантов Золотой королевы, это не вызвало бы такой бурной реакции. В то время, как трактирщица только улыбнулась и качнула головой, выражая понимание, два недоумка, сидящие рядом со мной, разразились хохотом. "Козье молоко", - заливался один из них, хлопая товарища по плечу. - "Он хочет стакан козьего молока!" Я уставился на здоровяка со смесью раздражения и вызова. Наверное, я мог бы избежать дальнейших событий, если бы тогда не ответил. Ряд остроумных ответов пронеслись у меня в голове, но тот, что я выдал в итоге, скрестив руки на груди, оказался наиболее никчемным.
"Да, козье молоко", - сказал я дрожащим голосом. - "Тебе что-то не нравится?" Это принесло еще больше удовольствия двум недоумкам. На этот раз их хохот был настолько громким, что даже бородатый бард прекратил играть на своей лютне и, как и многие другие, обратил свой обиженный, но заинтересованный взгляд в сторону стойки. После того, как приятели вдоволь насмеялись, постукивая друг друга по плечам в знак одобрения, пират обратился ко мне. "Да нет, что ты, Матрис!" - сказал он, скорчив сочувствующую мину. - "Просто... К сожалению, в таверне не осталось козьего молока". Он умолк на мгновение, ухмыляясь. "Может тебе стоит сходить за этим к шлюхам в купальню Арка". На этот раз они чуть не лопнули от смеха. Я почувствовал, как меня охватывает лютая злоба. Никогда еще, с тех пор, как я стал жрецом, мне не приходилось сталкиваться с таким неуважением. Никогда! "Обязательно загляну, когда в следующий раз буду навещать вас в обезьяннике".
Я застыл. Дерзкий ответ слетел с языка раньше, чем я успел подумать, и я почувствовал, что веселая атмосфера вокруг этих двух грубиянов улетучилась. Уголком глаза я видел, что почти половина гостей с опаской следит за развитием событий.
- Ты - проклятый кретин. Проклятый тупой осел. На мгновение глаза пирата и его приятеля сузились. Затем краски гнева на их лицах сменились мертвенной бледностью.
- "Так, так", - в голосе пирата слышалась неприкрытая злоба. - "Это ты у нас, значит, крутой парень". Я хотел отступить назад, но пират крепко схватил меня за запястье своей сильной рукой. Его хватка была жесткой и сильной, а пальцы - грубыми и мозолистыми. Я ощутил, как холодный пот струится по моему телу. Этот человек был недалеким, но опасным. Я вяло попытался вырваться, но мои жалкие потуги даже никто не заметил. "Я... Я прошу прощения", - выдавил я, заикаясь. Не успел я это произнести, как здоровяк зажал ладонью мне рот. Он многозначительно взглянул на приятеля, который расплылся в улыбке. "Мне нравятся храбрецы. Но ты выглядишь уставшим с долгой дороги". Я увидел, как один толкнул что-то другому по стойке. "Так как насчет немного освежиться?"
Произнеся последнее слово, он убрал руку от моего лица, быстро схватил миску и вылил ее содержимое мне на голову. Это было жаркое, и еще несколько минут назад оно ошпарило бы мне кожу. Тем не менее, я был покрыт горячей липкой жижей. Я был в шоке и хватал ртом воздух, так что часть жидкости попала мне в дыхательное горло. Я согнулся, задыхаясь и кашляя. Мясной бульон капал с моих волос, часть его попала за воротник и теперь стекала по спине. Вокруг бушевал дикий хохот. Я был уверен, что больше всего веселились пират с приятелем, однако теперь смеялись и некоторые из тех, кто ранее лишь наблюдал за сценой. У меня свело живот от чувства стыда, охватившего меня. Вот он я - жалкое отплевывающееся посмешище. В одно мгновение мне захотелось вскочить и впиться пирату в горло, но мой разум сразу же подавил это желание. Я был жестоко унижен, но мне не хотелось сводить счеты с жизнью. Так что я попытался спокойно и уверенно распрямиться и стряхнуть остатки пищи со своей одежды. Мое безразличие и спокойствие должны были послужить достаточным уроком этим двум головорезам. Я собрал всю свою волю жреца в кулак и обернулся. Они смотрели на меня весело и вызывающе. Им только на руку, если я буду продолжать огрызаться, - подумал я. - Или провоцировать их. У меня не было ни единого шанса против них в бою - это было ясно как день. Да и вообще, мои знания о кулачном бое находились на уровне знаний тролля об уходе за волосами.
Просто уходи, Джаэль. Уходи и проглоти свою проклятую гордость.
Я взглянул на публику. Многие гости вернулись к своей еде и беседам. Лишь несколько из них продолжали наблюдать за происходящим, среди которых был и тот черноволосый щеголь. Кажется, никому и в голову не пришло осуждать поведение этих двух мужиков. Внезапно я осознал, что защищало меня от подобного всю мою жизнь: мое одеяние жреца. Оно было единственной причиной, по которой другие мальчишки прекратили подначивать меня после посвящения. И, вероятно, по этой же причине другие набожно склоняли передо мной голову или хотя бы не имели наглости выливать мне на голову жаркое, когда я входил в таверну!
Ты никто, Джаэль. Без своего одеяния жреца ты просто обычный парень, ни худой и ни толстый, ни старый и ни молодой, ни уродливый и ни красивый./b]
[b]Незначительный.
На мгновение мне захотелось вытащить брошь жреца, которую мне не хватило духу выложить из своей сумки. О, как бы они тогда посмотрели на меня, эти остолопы. Они бы тут же начали читать Молитву Пути, глядя на меня испуганными глазами и моля о прощении.
Они бы зауважали меня.
- Точнее то, что ты символизируешь.
Да, они склонили бы головы в знак почтения, потому что они боятся могущества Священного Ордена. Конечно, так и было бы. Пренебрежительное отношение к жрецу Пути считалось тяжким преступлением, и лишь дурак бы рискнул понести за такое наказание...
Нет. Раскрыть себя как жреца означало бы не только положиться на власть других, но еще и вернуться к своей лживой жизни. Я почувствовал, как мой желудок предупреждающе сжимается.
Мне придется смириться. Так что я сделал глубокий вдох и проглотил свой пылающий стыд. Не обращая внимания на издевательские взгляды пиратов, я сделал трактирщице знак, что хочу остановиться на ночь. Мне больше не хотелось есть, в особенности перед теми, кто только что был свидетелем моего унижения. Трактирщица сочувственно кивнула и попросила старика, который тихо сидел у стойки и непроницаемо на меня смотрел, показать мне комнату. Я последовал за ним в тишине. Только перед дверью в комнату, я ощутил как ехидство этих скотин, впивавшееся в мою спину словно меч, начало отступать. Я дал старику пять медяков, и он протянул мне ключ, горящую свечу и тряпку, чтобы отмыться, что, наверное, было жестом благосклонности, но лишь усилило мой стыд. Я тихо повернулся, вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Тут же гнев накрыл меня с головой. Не замечая кровати, я подошел к окну и уставился на дождь. Я издал приглушенный крик, закрыл глаза и впился руками в подоконник. О, Черный страж, как же я был зол! Конечно, разумная часть меня утверждала, что я еще легко отделался. В других тавернах люди выходят из драки со сломанной рукой или с чем-то похуже. И все же я не мог просто принять случившееся и забыть о нем. Неужели у этих людей нет никакого уважения? Подобный сброд заслуживал только повешения или свежевания, как бандиты и мародеры, и лучше всего прилюдно. Мою челюсть свело, и я заметил, как ощущение в животе начало изменяться. Тупое чувство неуверенности сменилось пылающей яростью, совмещенной с железной решимостью.
Я не начну свою новую жизнь с унижения.
Я снова открыл глаза и посмотрел на свечу, которую дал мне трактирщик. Пламя шевелилось и потрескивало, и странным образом это укрепляло мою решимость. Я хотел преподать этим двум обормотам урок, даже если это будет стоить мне жизни. Но как? Что я могу делать, кроме как проповедовать, читать книги и смешивать травы?
Я замер.
Точно... Теперь я был почти благодарен, что эти два неотесанных чурбана встретились мне на пути, прямо здесь и прямо сейчас. Злобная усмешка расцвела на моих губах, и я устремил свой взгляд обратно в окно. На мгновение я изумился отражению, которое смотрело на меня из стекла. Его бледно-голубые глаза горели ледяным огнем, для него это было столь же нехарактерно, как свет солнца в осенних сумерках. Этот человек больше не был жалким жрецом, который еще неделю назад благословлял прачек. Да, он излучал что-то вроде... силы. Решительности. Огня.
|
|
|
|
Конский слесарь во славу Шеогората
| Почётный житель |
| Сообщений | 715 |
|---|
| Награды | 7 |
|---|
| Репутация | 46 |
|---|
| Пол | Мужчина |
|---|
|
28 Августа 2017 в 18:13. Сообщение # 4
|
|
Мясник из Арка, том IV: Прах
Было уже где-то около двух часов ночи, когда я приступил к исполнению своего плана. Около полуночи голоса внизу начали стихать, но мне не хотелось рисковать без необходимости. Я осторожно выглянул из своей комнаты в коридор, ведущий по лестнице вниз в пивную. Однако тут же спрятал голову обратно, едва услышав приглушенные тяжелые шаги на лестнице. Я закрыл дверь и прислушался. Мужчина и женщина, вероятно, пьяные, судя по неравномерности их шагов. Может ли это быть один из головорезов? Нет... голос мужчины звучал слишком четко, слишком спокойно и слишком устало. Я подождал, пока они пройдут мимо и скроются в своей комнате. Тогда я поспешно вернулся в коридор. Теперь он был пуст. Я тихо подошел к лестнице и посмотрел вниз. Никого. Казалось, что даже прислуга и хозяева уже спали, лишь запах жира, пота и выпивки говорил о наличии гостей, которые развлекались здесь пару часов назад. Я удовлетворенно кивнул в знак согласия с самим собой и вернулся в комнату. Пустая пивная означала, что и снаружи нет никого, кроме охранника - какого-нибудь здоровенного фермерского сынка, который решил подзаработать пару лишних монет.
Я тщательно проверил принадлежности, которые выбрал для своей мести, и обвязал кожаный мешочек с ними вокруг своей талии. Затем натянул капюшон своей бродяжьей одежды на лицо и еще раз поздравил себя с этой удачной покупкой. Я открыл окно, без каких-либо усилий и шума, и раздвинул ставни, что должны защищать комнату от ночного холода. Послышался лишь негромкий скрип. Я посмотрел вниз. Удовлетворение переполняло меня. Конечно, я был менее мускулистым и сильным, чем те два бугая, но зато мне было не занимать ловкости и гибкости. Мои длинные и тонкие руки идеально подходили для поставленной задачи. Неспешно я выбрался через окно, наполненный ощущением уютного, почти пульсирующего тепла, даже несмотря на холодный ветер. Казалось, будто я черпаю энергию от тупого ощущения в моем животе. Я взглянул вниз, оценивая ситуацию. Мне повезло дважды: во-первых, хозяин дал мне комнату на втором этаже, а не на третьем; а во-вторых, в полуметре подо мной находилась крыша небольшого крыльца, наверное, защищавшая охранника от дождя. Во время спуска, мне вновь повезло: Носки моих ботинок оказались в нескольких сантиметрах от крыши. Я глубоко вздохнул и отпустил подоконник, за который крепко уцепился руками. Раздался приглушенный стук, но он был недостаточно громким, чтобы вызвать подозрения. Теперь мне нужно было поторопиться. В любую секунду кто-нибудь мог меня обнаружить. Я тихо прошел по крыше крыльца и спустился по ее краю. Порыв ветра заставил мои одежды затрепетать, как будто сама природа хотела подчеркнуть этот момент.
Конюшня, в которой головорезы оставили своих лошадей, была теперь передо мной. Строение являлось ничем не примечательным продолжением таверны, стоящей в темноте ночи в полной тишине. Когда я подошел ближе, я услышал тяжелое дыхание лошадей, стук копыт и шуршание сена. Я осторожно потянул тяжелый железный засов двери. Она легко открылась. Вы, конечно, можете спросить, почему открытая дверь стойла не возбудила во мне никаких подозрений, но я был так поглощен пылающей решимостью, порожденной моим дерзким планом мести, что забрался внутрь. В стойлах находилось только пять лошадей, две из них спали. Серая кляча в загоне возле двери посмотрела на меня с выражением, которое можно было бы назвать недоверием, но вскоре вернулась к пережевыванию сена. Было несложно найти черных как смоль, мускулистых коней моих мучителей. Они стояли в самом конце конюшни, в стойле, отделенном хрупкой деревянной дверью. И вот момент настал. Я осторожно опустился на колени возле кормушки первого коня. Непреодолимое чувство зависти охватило меня, когда я рассмотрел его поближе. Даже такой дилетант, как я, видел, что это был Скараггский скальный жеребец. Некоторое время я боролся с самим собой. Кто были эти люди, что могли позволить себе таких благородных лошадей? И что будет со мной, если они когда-нибудь узнают о моей причастности к тому, что ожидает их утром? Пожалуй, это первый раз в твоей жизни, когда ты проявишь храбрость! Эти два ублюдка заслужили урок смирения!
Конечно... Голос был прав! Я был прав! Отступить сейчас значило поддаться трусости - постыдное решение, с которым мне не хотелось жить в дальнейшем. Конечно... эти двое заслужили урок смирения, и я собирался им его преподать.
Мои пальцы скользнули в кожаную сумку на боку, нащупали небольшую склянку и извлекли ее оттуда. Порошок чистошляпника. Одноименные грибы обычно растут в каменистой местности с бедной растительностью, а утес, на котором находится Туманное, был как раз таким. Применение этих грибов было одним из первых вещей, которым меня научила Мать Палея, когда я был послушником в поселении. Смесь сухого порошка и смолы шепчедрева превращается в липкую массу, которая значительно ускоряет регенерацию, если наложить ее на открытую рану. Поскольку шепчедрева росли в Эндерале практически повсеместно - исключая пустоши Талгарда, горы Хладовей и пустыню Вершин - было очень полезно иметь с собой склянку концентрированного порошка чистошляпника для долгих путешествий. Небольшой сосуд предоставлял защиту от различных недугов и болезней, в первую очередь, от воспалений, если знать правильное соотношение. Однако порошок из чистошляпника имел еще одно свойство, неизвестное большинству людей: Попадая в желудок несчастного, большая концентрация порошка вызывала состояние, лучше всего описываемое как "волна ярости". Негативные эмоции, будь то горе, ненависть или гнев усиливались во много раз. Вспыльчивый человек потерял бы самообладание намного быстрее обычного. Несчастная, убитая горем женщина подверглась бы невыносимым страданиям, которые в последствие привели бы к полному срыву. Эффект концентрированного порошка чистошляпника, подмешанного в еду, соответствует чувствам, которые мог бы вызвать у своих жертв обученный псионик. Единственная разница заключалась лишь в том, что порошку требовалось семь или восемь часов, чтобы начать действовать. В текущей ситуации, как вы можете себе представить, такая задержка была мне на руку. Согласно моему плану, эти две скотины, полные высокомерия и гордости, оседлают своих дорогих жеребцов только для того, чтобы на полном скоку быть сброшенными на землю одурманенными лошадьми. Жеребцы, вероятно, убегут, оставив позади хозяев-недотеп со значительными ушибами или переломами - и я был потрясен удовлетворением, или даже вожделением, которое принесла мне эта мысль.
На моих губах появилась улыбка, когда я открыл склянку и подошел к спящим лошадям. Мне не пришлось долго искать кормушку. В ней находилась соломенная сечка, раздавленные яблоки и протухшая вода, еда, к которой, скорее всего, эти благородные животные не были приучены, но она была достаточно съедобной, чтобы вызвать у них аппетит. Я присел перед кормушкой, стоящей в конце прохода между двумя стойлами, насыпал две небольшие кучки порошка на ладонь и вмешал их в еду. Затем, взяв кормушку с едой, я стал размахивать ею перед лошадьми, бормоча что-то, что мне казалось подходящим в ситуации, когда нужно осторожно разбудить боевого коня. Долго ждать не пришлось. Первый конь вяло открыл глаз и глянул на меня непонимающе. Он сонно потряс головой, как будто осознание моего присутствия потребовало слишком больших усилий в такой поздний час, затем зашевелил губами и опустил голову к кормушке. Сработало... Черт побери, сработало! Волнительное чувство предвкушения, наполнившее меня, когда я вошел в конюшню, теперь смешалось с восторженным ощущением триумфа, и я почувствовал себя живее, чем когда-либо. Странно, не правда ли? Я, молодой жрец около тридцати зим от роду, устраивал подляну для двух недоумков, которые поиздевались надо мной. Однако, вместо того чтобы чувствовать себя озорным и дерзким, я смотрел на себя, как на олицетворение правосудия, как на ангела мщения, который своими действиями вносит вклад в улучшение человечества. Так что, оба факта дополняли друг в друга... И первая бабочка улетела, как сказала бы женщина под вуалью. Я был настолько поглощен своим удовольствием, что забыл обо всем остальном. Поэтому, когда я услышал за спиной грузные шаги, было уже слишком поздно.
Тяжелая рука легла на мое плечо. Вздрогнув, я повернул голову, и это было моей первой ошибкой. Теперь пират мог опознать мое лицо, которое раньше было скрыто в темноте. Он, казалось, мгновенно понял, что я делаю.
- "Ты - паршивая свинья!" - зарычал он, то ли утверждая, то ли спрашивая. Последнее, что я ощутил, прежде чем он врезал мне правым кулаком по лицу, не дожидаясь ответа, был запах алкоголя из его глотки. Я услышал сильный хруст и почувствовал жгучую боль в своей голове. Сила удара была такой, что меня отбросило назад, и я упал на раскиданные на полу вязанки сена. В моей голове грохотало, как будто колонны Храма Солнца обрушились на нее.
- "Жалкий сукин сын!" - слышал я пирата сквозь шум. - "Тебе что мало досталось, да?" Я всхлипнул от боли и попытался проползти вперед. Но тут же почувствовал новый взрыв боли в своем правом боку, куда гигант пнул меня своим твердым кожаным ботинком. "А? В чем твоя проблема, ты, кусок дерьма?" - кричал он, переполняемый яростью. "В чем твоя чертова проблема?" Следующий удар пришелся по ребрам. Я услышал их громкий треск и на мгновение перестал дышать. На тот момент я был слишком глуп и не понимал, что "вопросы" пирата не были вопросами, а были лишь выражением ярости, так что я поднял руку и попытался объяснить, почему я здесь нахожусь. В результате он зарядил мне ботинком по голове, и мое лицо врезалось в твердый каменный пол. Я ощутил, как горячая кровь стекает по лбу, щекам и носу, в глазах потемнело. Из последних сил я свернулся калачиком, словно ребенок в утробе матери, для того, чтобы легче переносить силу его атак. Ты, жалкий дурак, - думал я. Какой же ты идиот! Он собирается убить тебя, черт побери, он собирается убить тебя! Эти мысли проносились в моей голове снова и снова, пока я ожидал следующий удар.
Но удара не последовало. Это озадачило меня, и сквозь кровь на глазах я попытался разглядеть что-нибудь в темноте. Громила стоял на коленях перед своей лошадью, обеспокоенно лаская ее, спиной ко мне. Успокаивающие слова, которые он шептал животному, резко контрастировали с грубыми криками, сопровождавшими его атаку. Он ни во что меня не ставит, - думал я сквозь боль. Он даже не расценивает меня в качестве угрозы.
То, что произошло дальше - и самое главное, что я почувствовал - будет трудно описать словами.
Я помню, как нащупал кожаные ножны моего железного кинжала. Я полагал, что разумнее носить его скрытно, и взял его с собой лишь потому, что забыл оставить его в своей комнате в таверне. Все произошло так быстро, что я не успел подумать - инстинктивно, по-зверски. Все, кто получал хорошо поставленный, жестокий удар в нос, знает, насколько это больно. Однако, моя боль исчезла в одно мгновение, а тупое чувство в моем животе, чувство, которое в начале моей неудавшейся попытки мести превратилось в решительность и предвкушение, начало трансформироваться. Если у чувства была форма, то она изменилась после моих последних мыслей. Дегенеративный ублюдок, - проносилось в моей голове. Сначала вы унизили меня без причины на глазах у всех присутствующих, а теперь ты смеешь портить мою месть? Гнев начал тлеть в моем животе, и в считанные секунды я взмок от пота. Я весь дрожал.
Ему придется заплатит за это, этому недочеловеку, никчемному куску мрази, считающему себя выше закона только из-за размеров своих мышц и крепкого телосложения. Воистину... Некоторые люди не заслуживают места в этом мире.
Негодуя от ярости, я беззвучно извлек кинжал. Моя рука была странно вывернута из-за побоев, но я игнорировал боль, ее больше не существовало. Были только я и мой враг. И тогда я сделал это. С неистовой силой, которой, как я думал, нет в моих тонких руках, я вогнал кинжал в спину бугая. Удивленный и ошарашенный, горилла ахнул и обернулся. Теперь в его глазах не было ни намека на ехидство и издевательство. Вместо этого я увидел недоумение, как если бы случилось нечто невозможное. Затем оно сменилось на уже обычную звериную ярость. Он схватил меня за горло обеими руками и поднял над полом да так, что я болтался в его руках, как осужденный на виселице. При этом он оставался равнодушным к кинжалу, воткнутому в его спину, как будто он был там со дня его рождения. Я чувствовал, как он пытается меня задушить, но в тоже время я видел по глазам этого человека, что его время на исходе. Осознание этого горело внутри меня архаичной, разрушительной силой, и смесь гнева, эйфории и упоения победой побежала по моим венам в мозг и в каждую частичку моего тела. Со всей силы я пнул его носком ботинка между ног. Пират издал испуганный крик, разжал руки вокруг моей шеи и упал. Я не медлил ни секунды. Я быстро схватился за кинжал в его спине и резко выдернул, чтобы снова ударить в другое место. На этот раз, почувствовав сопротивление, я поменял угол удара и рывком повернул оружие. Мужчина зарычал, и теперь его голос больше не напоминал человеческий. Ослабевший и дезориентированный, он попытался отскочить назад и затем броситься на меня, но все было тщетно. Ты смеешь уклоняться от наказания? - вещал голос в моей голове. После всего, что ты со мной сделал, ты смеешь сопротивляться мне? А?! Я вновь нанес удар своим кинжалом и на этот раз вогнал его в бедро. Он зашатался, бормоча непонятные слова. На этот раз он не пытался отбиваться. Вместо этого он опустился на колени и начал хныкать. Он просит меня остановиться! - пронеслось в моей голове, и безумный триумфальный оскал появился на моем лице.
Этот кусок дерьма серьезно рассчитывает на пощаду! Однако, - пощады он не получил. Напротив я бросился на него и повалил на пол. Я встал над ним на колени, и на короткий сумасшедший момент понял, что если бы в это время наши силуэты видел незнакомец, он счел бы нас парой, занимающейся любовными утехами. Взрыв смеха вырвался из моего горла, а за ним еще один, громче первого. Он повержен! Большой, беспощадный гигант смотрел на меня безумными глазами, наполненными страхом, словно мальчишка, готовый получить заслуженную порку от своего отца. Его конь, казалось, совсем не был обеспокоен. "Пожалуйста... пожалуйста, не надо!" - прошептал он, и кровь хлынула у него изо рта.
То, что произошло потом, трудно описать словами. Сначала меня одолела волна демонической радости, переходящая в безумный смех. Я отбросил свою голову назад и засмеялся, громко и звонко. Восторженное безумие пронеслось по моим костям, венам и всему телу. Во имя Черного стража, я почувствовал себя живым! Я почувствовал, что застилавшая мои глаза пелена, с которой я жил до сих пор, теперь была сорвана - все это время я принимал тень на стене за вещь, что ее отбрасывала. Подобно жрецу, убивающему жертвенного агнца, я схватил кинжал обеими руками, поднял над головой и вогнал в грудь бугая. В тот самый момент, когда сталь с пронзительным звуком вошла в плоть, произошло нечто, что навсегда изменило мою жизнь. На короткий момент я стал человеком, которого я убил. Более того, я стал им и в то же время остался собой, как ни парадоксально это звучит. Вначале, волна неизвестных воспоминаний охватила мой разум. Я увидел головореза с кровью скарагга на руках; я увидел его в темной комнате, держащего черный кусок ткани и плачущего; я увидел его вместе с его приятелем - это был его брат - в большом каменном зале, стоящим в кругу людей, держащихся за руки. Каждое видение появлялось с силой ударяющего молота, и с каждым новым образом дрожь усиливалась, пламенный восторг во всем моем теле обострялся, а одержимость, контролирующая мои действия, возрастала и становилась всепоглощающей.
Накорми меня, взывала темная часть меня, все громче и сильнее с каждым образом, появляющимся во мне. Накорми меня его пламенем!
Обливаясь потом, я вытащил кинжал из тела гиганта трясущимися руками только для того, чтобы снова загнать его в грудь убитого, в три раза сильнее, чем прежде. И вновь волна образов заполнила мой разум в момент, когда кинжал поразил его, появляясь в ритме сердцебиения, подпитываемого адреналином. Каждый новый образ даровал мне все больше экстаза. Я издал звук, который должен был означать вздох удовольствия, но из моего рта вырвался шум, больше напоминающий безумное демоническое карканье. Во имя праведного пути, я испытал непознанное ранее чувство восторга.
Я жив! - кричали мои мысли, когда я поднял кинжал для следующего удара. Я живу, и я несу ПРАВОСУДИЕ!
Лезвие снова устремилось вниз и пробило безжизненную плоть, лежащую подо мной. Воспоминания. Экстаз. Его алая кровь попала мне на лицо, горячая и липкая, но меня это не волновало, нет, меня совершенно ничего не заботило, поскольку я буду судить, убивать и наказывать! его за его грехи, удар за ударом, воспоминание за воспоминанием, пока от него ничего не останется, ничего кроме холодного, безжизненного ПРАХА!!
Даже сейчас, почти год спустя, я чувствую, как мои ладони становятся влажными, а дыхание ускоряется, когда я вспоминаю эти моменты; чернила темнеют, а перо ломается. Но вы не сможете понять мои чувства проклятого существа, исходя из иррациональной точки зрения; и этому есть множество причин. Первая причина заключается в том, что вы, вероятно, чувствуете отвращение к моему рассказу. Вы правы, поскольку я описываю варварский акт в почти радостной манере. Тем не менее, это единственный способ заставить вас понять мои мысли, по крайней мере, в какой-то степени. Вторая причина обуславливается первой и является самой весомой.
Есть вещи, которые вы сможете по-настоящему понять, лишь испытав их на себе. Среди них секс, экстаз от боли в ходе смертельного сражения, и, не в последнюю очередь, конец самой жизни, смерть. Как бы изящно мы не рассуждали о последнем, создавая пояснительные модели об ее природе - исходя из Пути, песнопений монахов из Аразеаля или философских умов - все же в итоге это не будет иметь никакого значения, мы по-настоящему постигнем ее в тот самый момент, когда столкнемся с ней сами. Экстаз, который охватил мое тело подобно тому, как Синяя смерть овладевает разумом дикого мага, был всем вышеупомянутым и ничем одновременно. Это был огонь. Он заполнил меня и горел в каждой частичке моего тела. Все мои конечности ощущали жгучий жар, а мое сердце безумно билось в груди. То, что я сделал, казалось мне болезненно прекрасным, возвышенным... даже возбуждающим и, в некой извращенной манере, сексуальным. Я ни на секунду не верил, что сделал что-то неправильное, нет, не было правильного или неправильного, были только я и движущая сила внутри меня, возникшая не от богов, демонов или законов этого мира. Были я, в качестве судьи, моя воля, в качестве клинка, и осужденный человек. Больше не было ничего. Все мои движения были инстинктивными, первобытными, чистыми. То, что я сделал, было ни чем иным как последствиями запутанных обстоятельств. Подобно тому, как волк разрывает ягненка, я делал именно то, что я, Джаель, сын Кожевника, должен был делать в тот момент.
По крайней мере, пока огонь не угас.
Который сейчас час? Петухи еще не пели, но несколько птиц уже щебетали в густом лесу рядом с полями пшеницы. Один из коней все еще спал, не обращая внимания на звуки. Другой просто нетерпеливо ковырял копытами усыпанную соломой землю. Я еще не отошел от последнего удара. Мужчина, который несколько часов назад насмехался надо мной, лежал подо мной, избитый и изуродованный, а темная кровь на моих руках начинала засыхать. Неподвижный и негнущийся, как восковая кукла, я встал на колени перед результатом своих деяний. В какой-то момент я почувствовал себя словно в "зените". Как отмечалось ранее, с каждым ударом я ощущал все больше жара и восторга. Пламя внутри меня росло, росло и росло. Затем я почувствовал, будто огромный адский столб пламени взметнулся из моего живота к моим глазам, пылая, горя и обжигая.
После этого мой разум начал возвращаться. Все меньше и меньше я думал рассеянным голосом в моей голове, и все больше становился Джаелем, сыном Кожевника, родившимся в Туманном, беспутным жрецом... и убийцей. Я осознал, что наделал, но как у воина после выматывающего боя, мой ум и тело были слишком слабы, и я был не в состоянии мыслить здраво. Поэтому я бросил кинжал, закрыл глаза, откинув голову назад, и прислушался к тишине. Прошло десять минут. Пятнадцать. Полчаса. Только когда я услышал шаги, приближающиеся к конюшне, я вышел из овладевшего мною ступора, но был неспособен действовать. Хороший мальчик вытирает грязь со своей тарелки - внезапно пронеслось у меня в голове. Медленно я перевел взгляд. Это был приятель бандита.
За короткое время огонь снова вспыхнул внутри меня, и я улыбнулся почти снисходительной улыбкой мужчине, который в недоумении смотрел на кровавую бойню. Потом огонь исчез, я слишком устал, слишком слаб и сыт. Рука головореза начала двигаться в сторону его меча, медленно и сонно.
Вдруг он упал навзничь с хриплым стоном умирающего. Я моргнул, слишком апатичный, чтобы понять полностью, что произошло. Темный силуэт, скрытый в тени, стоял неподвижно, как статуя, на входе, позади рухнувшего тела. Потом он двинулся и приблизился ко мне. Серебряный свет луны, почти побежденный лучами восходящего солнца, осветил лицо человека.
Это был щеголь.
Он остановился в нескольких шагах от меня и упер руки в бедра. Он встал передо мной словно портовый работник, осматривающий полезный груз, который ему нужно было перенести с корабля на пристань за несколько часов тяжелой работы. Затем он улыбнулся, обаятельно, проницательно и насмешливо одновременно.
"В вас действительно он есть", - заговорил он приятным баритоном, завороженный.
"Что?"
Щеголь рассмеялся.
"Ну, что?!" - он замолк, и на мгновение мне показалось, что он смотрит прямо сквозь меня. Затем его глаза снова встретились с моими, и я увидел в них любопытное изменение, которое в то время не мог понять.
"Огонь".
|
|
|
|
Конский слесарь во славу Шеогората
| Почётный житель |
| Сообщений | 715 |
|---|
| Награды | 7 |
|---|
| Репутация | 46 |
|---|
| Пол | Мужчина |
|---|
|
28 Августа 2017 в 18:37. Сообщение # 5
|
|
Мясник из Арка, том V: Калиан
Человек, стоящий передо мной, был выше меня на полголовы. Он имел спортивное телосложения, но крупным не казался, глаза у него были черные и сверкающие. Кроме этого, я не мог оторвать взгляд от его улыбки. Она была необычной и изогнутой, и заставляла думать, что ничто не сможет удивить этого человека. Она не была ни наивной, как улыбка ребенка, ни циничной, как у старика, который повидал слишком много.
Таким он предстал передо мной, и оба мы выглядели нелепо: я - худой и неприглядный мужчина, стоящий на коленях перед телом мертвого гиганта с окровавленными руками, равнодушным лицом и оружием, лежащим рядом с моими ногами. И он - высокий и красивый, в элегантной одежде, с любопытством наблюдающий за мной, скрестив руки на груди.
Внезапно я разразился громким хохотом. Я откинул голову назад и начал громко и звучно хохотать смехом человека, потрясенного ситуацией, в которой оказался, когда мозг не оставляет другого выбора, кроме как смеяться. Я попытался встать и поскользнулся, не найдя руками опоры на окровавленном полу. Плашмя я упал на труп, чувствуя теплую кровь под собой. Ты еще не ел, - пронеслось в моей голове. Плохой Джаель!
Вместо того, чтобы вернуть меня к реальности, нелепая мысль заставила меня засмеяться сильнее. Я перекатился на спину и схватился руками за живот, задыхаясь от хохота. Мужчина, имя которого мне тогда было неизвестно, тоже отреагировал странным образом. Сначала он потер рукой подбородок и поднял брови, ведя себя, как фермер, чья овца начала блеять и прыгать вокруг, как будто ее укусил Черный страж. Потом он тоже начал смеяться. Для меня и моего потрясенного и запутанного ума ситуация стала еще более абсурдной. Я хватал ртом воздух, так как смех усилился настолько, что грозил разорвать мои легкие. Затем, когда горячие слезы потекли по моим щекам, я услышал приглушенный звук. Мой взгляд потемнел, и я потерял сознание.
~
Я очнулся с металлическим привкусом во рту. Когда я открыл глаза, мои веки оказались тяжелыми и намеревались слипнутся обратно. Все вокруг казалось размытым.
Я обнаружил себя в лесу под небольшим выступом в скале, в окружении темных сосен. За пределами укрытия лил дождь. Лишь огонь, горевший на расстоянии вытянутой руки от меня, не давал мне замерзнуть. Я попытался оглядеться, чтобы лучше понимать, где нахожусь, однако почувствовал резкую боль в затылке. Она заставила меня ахнуть и инстинктивно сжать губы и веки.
- "Добрый вечер", - вдруг услышал я голос неподалеку.
Я испугался и попробовал еще раз оглядеться, за что был наказан еще более сильной болью. На этот раз из моего рта вырвался вскрик. Неизвестный отреагировал смехом. Потом я услышал, как кто-то встал и подошел ко мне. В конце концов, я увидел пару сапог, и кто-то опустился передо мной на корточки.
Это был щеголь. Собранные в маленький пучок волосы, доходящие ему до подбородка, делали его похожим на аразеальского монаха, если бы не изящная одежда.
- "Извините за удар", - сказал он и виновато улыбнулся, - "Я, должно быть, немного перестарался".
Я посмотрел на мужчину в замешательстве. Мои воспоминания о том, что произошло накануне, были слабыми и неясными. Таверна... унижение от этих двух зверюг. Мой план мести... конюшня.
Озарение настигло меня, словно разряд молнии, ударивший старое дерево на полянке.
Я убил его. Зверски зарезал его.
Я зажал рот руками, ощущая дрожь по всему телу. Каждая выплывающая деталь вчерашних событий ударяла по мне, как молот. Как негодяй поймал меня с поличным и сбил на землю. Боль, когда он снова и снова бил меня своими ботинками. Нарастающий полыхающий гнев. Чмокающий звук кинжала, пронизывающего его спину. Его растерянное лицо, безмолвная мольба о пощаде. Мое безумие, мое удовольствие, мой восторг, которые становились все сильнее с каждым ударом.
Неожиданно меня стошнило на одежду. Я закашлялся, подавившись, и почувствовал, как глаза наполнились слезами.
Зарезал. Ты зарезал его! - проносилось в голове снова и снова. Я был настолько поглощен своими мыслями, что совершенно забыл о человеке, стоящем передо мной. Но когда я вспомнил момент, в который потерял сознание, я уставился на него с недоверием.
Он до сих пор сидел передо мной на корточках, абсолютно бездвижно. Его губы улыбались, но глаза оставались серьезными, почти праведными. Что это значит? Он вырубил меня? Должно быть, он и правда это сделал... и привез меня сюда. Но... зачем?
Он, как будто прочитав вопрос в моих глазах, начал двигаться. Он покачал головой и указал на небольшую сумку рядом с моей лежанкой. Я посмотрел на него в нерешительности, и его ухмылка стала шире.
- "Что такое? Вы смотрите на меня так, как будто я призрак Даль'Талгарда".
Я немного расслабился. Однако, я до сих пор не проронил ни слова, из-за чего мужчина поджал губы.
- "Давайте же загляните в свою сумку... нет ли у вас какой-нибудь вещи, чтобы убрать украшающую вас блевотину".
Нерешительно последовав его совету, я обнаружил большое полотно, расшитое вышивкой в голубых и белых тонах. Я снова посмотрел на него, словно ребенок, который получил то, чего никогда прежде не держал в руках.
Он скептически поднял брови, тогда я понял, что мое поведение, наверное, показалось ему странным. Неужели оно действительно кажется странным? В конце концов, именно он привез меня сюда. И он знает, что произошло. Нехотя скрестив ноги, я начал вытирать со своей одежды остатки смолы шепчедрева, которую я вчера использовал.
Мужчина внимательно наблюдал за всеми моими движениями. Затем он встал и повернулся к пылающему огню. Я заметил, что на огне что-то готовилось. Напиток. Желчь наполнила мой рот неприятной горечью, а горло пересохло, словно дюны в Вершинной пустыне. На мгновение я почувствовал голод, но воспоминания о вчерашних событиях заставили его сразу исчезнуть. Мужчина зачерпнул что-то из котелка, и легкий ветерок донес до моего носа запах сахара, мяты и меда. Потом он повернулся ко мне, держа по помятой чашке в каждой руке. Он дал мне одну и сел на пенек.
- "Это неприятно лишь в первый раз".
Я вздрогнул. - "Простите?.."
- "Вы, разумеется, понимаете, о чем я".
На мгновение его взгляд стал рассеян. Затем он почти незаметно встряхнул головой и снова обратился ко мне. "Но где же мои манеры?" Он ударил кулаком в грудь, салютуя по-военному, что с моей точки зрения, несколько не соответствовало его личности.
- "Я Калиан". Он посмотрел на меня выжидающе, и, когда я не ответил, спросил: - "А кто вы?"
Сначала я хотел назваться чужим именем, но решил этого не делать.
- "Джаель. Джаель, сын Кожевника".
Мужчина снял перчатку, протянул мне руку, и я пожал ее. Его рукопожатие было теплым и крепким.
- "Итак, Джаель. Очень приятно познакомиться с вами". Он улыбнулся и посмотрел мне прямо в глаза, не мигая. Я почувствовал благоговейный трепет, побежавший по моему позвоночнику. Какой вид. Я вспомнил женщину, которая сидела рядом с ним в тот день. Теперь я понял, почему она смотрела на него с такой преданностью.
Я опустил голову стесненно. На мгновение я позавидовал внешности Калиана, его стилю поведения и покоряющим манерам. Несмотря на тысячи вопросов, роящихся в моей голове, я хотел понравиться незнакомцу. Я был, конечно, не первым, кто испытывал подобное. Он излучал своего рода авантюризм, который казался достаточно сильным, чтобы соблазнить саму судьбу.
Калиан отнял руку и сделал глоток чая.
- "Что ж. С чего же начать?"
Я беспомощно посмотрел на него.
- "Начать... с чего?"
- "С вопросов, конечно", - ухмыльнулся он. "Не говорите мне, что у вас их нет".
Он посмотрел на меня оценивающе. - "Или, может быть, мне следует начать. Откуда вы, Джаель? Вы не похожи на человека, видавшего мир".
- "Я пришел... из маленького поселения", - ответил я, тщательно подбирая слова. Когда Калиан поднял брови, я добавил: "Туманного".
- "Туманное... не очень интересное место".
Сейчас настало мое время поднять брови. - "Вы знаете Туманное?"
Калиан сделал пренебрежительный жест рукой. - "Однажды я останавливался там для... миссии. У вас уютная таверна". Он улыбнулся. - "И несколько красивых женщин".
"... Да, конечно".
Что, во имя Мальфаса, этот парень хочет от меня? Вчера он поймал меня с поличным. Он знает. А теперь мы столкнулись друг с другом, как два охотника, встретившиеся в таверне за кружечкой медовухи. Я решился предпринять попытку, не из храбрости или отваги, а потому что не мог больше вынести эту недосказанность.
- "Послушайте... Калиан". В горле образовался комок, и быстро сделал глоток своего чая. Он был таким горячим, что я задался вопросом, как он мог пить его и не обжечь губы.
- "Как я сюда попал?"
Калиан снисходительно улыбнулся. - "Я привез вас сюда". Он, кажется, заметил раздражение на моем лице и добавил: - "... после того, как я оглушил вас. Скажем так... у вас были проблемы с контролем над ситуацией".
На мгновение повисла тишина. "О телах я позаботился".
Слова ударили меня, словно молотом, и я снова почувствовал, как желчь подступает к глотке. Однако, на этот раз я сумел подавить рвотные позывы. В результате лишь отвратительный вкус остался на языке. Я кашлянул и уставился на мужчину неуверенным взглядом.
Он говорит так, как будто все это абсолютно нормально. Но это не так, черт побери! Я совершил преступление, и еще хуже, чем само преступление, был способ, которым я его совершил. Я чудовище! Богом забытое чудовище!
Он немного наклонился вперед, как будто читал мои мысли.
- "Я знаю, о чем вы сейчас думаете, Джаель. Вы чувствуете себя виновным, не так ли? Вы думаете, что вы - чудовище, или что-то в этом роде?"
Я посмотрел на него с тревогой. Затем я отвел свой взгляд, что он, видимо, воспринял как согласие.
- "Забудьте про эту чушь. То, что вы сделали, было правильным".
У меня вырвался невеселый смешок. "Правильным?"
- "Да. Но подождите". Он потер подбородок и посмотрел в огонь.
- "Позвольте мне рассказать вам историю. Тогда вы поймете".
Я кивнул, что было лишним, так как он уже начал повествование.
- "Однажды жила-была семья. Из пяти человек. Женщина, двое ее мужей и двое детей". Кажется, он заметил, как я наморщил лоб. "Они были выходцами из Киры. А в Кире люди живут по-другому, понимаете? Там существуют не только пары, но и люди, живущие большими семьями, так называемыми кругами. В любом случае..." Он прервался, чтобы выпить чаю. "... эта семья была не из счастливых. Один из мужей по имени Кешан только что потерял работу на плантации сахарного тростника в окрестностях столицы Аль-Рашим. Жена, работавшая ткачихой у богатого торговца, тоже потеряла работу, когда торговец начал испытывать денежные трудности. В целом, обстановка в Аль-Рашиме была тревожной. На улицах было опасно, бушевала чума плотоядных личинок, и это было не лучшее время для людей, живущих в круге с двумя детьми и без медяков в кармане. Поэтому они решили найти свое счастье в другом месте".
Его глаза блуждали. "Новый мир и новая жизнь. И так, - он снова повернулся ко мне, - они потратили свои последние деньги на путешествие в Эндерал. Однако, когда они прибыли в Арк, они поняли, что жизнь здесь совсем не такая, нежели они себе представляли. Даже в квартале чужеземцев цены для них были слишком высоки, и никто из них, за исключением одного из мужей, не знал эндеральского. Поэтому они переехали в Подгород".
На мгновение мне показалось, что я увидел печаль в его янтарных глазах.
- "Вы слышали о Подгороде, Джаель?"
- "Я... да, я слышал о нем".
Он кивнул.
- "Что ж. Тогда вы знаете, что это недружелюбное место для семей. Улицы там опасны. Вымогательство и убийство - обыденное дело. Это трущобы, и самым ироничным во все этом является тот факт, что пещера, в которой возведен Подгород, находится прямо под Верхним городом Арка, где дворяне устраивают балы-маскарады и философствуют о морали и этике". Во время последних слов в глазах Калиана сверкнула ярость. Она задержалась лишь на мгновение и исчезла так же быстро, как и появилась.
"Так или иначе, маленькая семья переехала в один из убогих коробчатых домов в подворотни под названием Канальная улица. Улица оправдывала свое название - была вонючей, темной и узкой. Хотя это определенно не тянуло на новое начало, которое семья представляла себе, трое родителей не унывали. Они знали о трудностях и были полны решимости преодолеть их.
Кроме того, их укрепляла вера в Ирланду. В своем крошечном домике, состоявшем всего из одной комнаты, разделенной тканью, они сделали святилище. Каждый вечер они молились своей богине, и черпали от нее мужество и силу. Воистину... Казалось, что дела пошли на лад, когда Кешана наняли на ферму за пределами городских стен. На сегодняшний день, вы можете и не понять, насколько странно это было. Но позвольте мне сказать вам, что скорее ватир научится читать и писать, чем кто-то из Подгорода - особенно, если этот кто-то с черной кожей - найдет достойную и честную работу на ферме в Сердцеземье.
Кешан был в курсе этого, ведь он и его круг уже усвоили, что есть люди, которые ненавидят их за их происхождения. При чем не только люди из Верхнего города. Даже соседи по улице обзывали их "потрахушниками" или "угольным народом". Ибо таков мир, мой друг. Люди боятся того, чего не знают - семей с несколькими родителями, аэтерн, людей с черной кожей. Все иноземное опасно для них.
И все же Кешану приходилось еще труднее. Каждое утро он поднимался задолго до первых петухов и проходил нелегкий путь к ферме, где работал. А возвращался он намного позже захода солнца. Работа была тяжелой, но он был благодарен за возможность обеспечить свою семью, особенно своих детей, лучшей жизнью".
Калиан остановился, поднял полено и бросил его в огонь. Затем он продолжил.
"Но все, конечно, обернулось по-другому. Среди благородных людей, живущих в Арке, есть... своего рода "фракция". Они называют себя Цитаделью и выставляют себя, как "бастион" традиционных ценностей.
В какой-то момент они пронюхали про угольного человека, который отнимает работу на ферме у трудолюбивых и честных эндеральцев. Членам Цитадели было понятно, что они должны сделать. Однажды ночью, когда Кешан возвращался в свой маленький домик на Канальной улице, он почувствовал что-то неладное. Он не мог понять причин, он просто чувствовал это, как мать чувствует, когда что-то случается с ее сыном.
Что именно произошло, он узнал, когда вошел в свой дом. Все были мертвы. Оба ребенка, Лилиея и Гаррал. Его муж Джашек. И его жена Замира. Своих детей он нашел в углу, сидящих вместе и завернутых в окровавленную ткань. Они перерезали Лилиее горло, а Гарралу бедренную артерию. Джашек, видимо, сопротивлялся, и его несколько раз ударили ножом в грудь, прежде чем обезглавить. Замира лежала на столе, и кровь у нее между ног ясно говорила о том, что с ней сделали, прежде чем она была убита. Только Кешан хотел закричать, как почувствовал жгучую боль в спине и упал на землю замертво".
Последнюю часть истории Калиан рассказал, не мигнув и глазом. Я посмотрел на него, потрясенно и безмолвно. Он ответил на мой взгляд, снова не мигая.
- "Скажите мне, Джаель, что вы думаете о моей истории? Она вам понравилась?"
- "Это... правда?" - спросил я за неимением лучшего ответа.
- "Да, это правда".
Я смотрел на Калиана в поисках подсказки. Какого черта он ждет от меня?
- "Это ужасно".
Калиан кивнул.
- "Точно. А что бы вы сказали, если бы я поведал вам, что те двое, убитые нами вчера, являлись членами Цитадели?"
Я остолбенел.
- "Простите, что?"
- "Два примата, которые теперь лежат мертвые на дне пруда". Я не заметил, как он использовал для них точно такое же слово, какое и я в своих мыслях. "Они были членами Цитадели. И это они убили киранийскую семью. Для великого блага, конечно". В его глазах снова появилась холодная ярость.
- "Я не понимаю", - ответил я, хотя это было не так.
Калиан сузил глаза до щелок.
- "Ох, конечно, вы понимаете. Салбор и Адрею Миталь. Сыновья состоятельного правителя на севере Эндерала и убийцы".
На один короткий миг меня переполнил безрассудный триумф.
Они заслуживали смерти! Уголки моего рта дернулись вверх. Но затем перед моими глазами замелькали образы, и вернулись ужасные воспоминания. Воспоминания о радости, которую я почувствовал, когда я пронзил кинжалом человека и расправился с ним. Кровь...
- "Но я не знал об этом. Даже если..." - я остановился на полуслове и потупил взгляд. Каким образом можно описать то, что я чувствовал?
На миг между нами повисла тишина. Как только я решил задать вопрос, Калиан сделал нечто неожиданное. Прежде чем я понял, что со мной произошло, он оказался прямо передо мной на расстоянии двух ладоней от моего лица. Я хотел дернуться, но что-то во взгляде Калиана парализовало меня. Я не мог пошевелиться, застыв, как восковая фигура. В первое мгновение я не заметил в нем изменений, но затем пришло осознание.
Его глаза пылали. Сначала я подумал, что это отражение костра, но когда увидел, что огонь горит позади Калиана, я понял, что его глаза действительно поменяли свой цвет. Они были похожи на раскаленные угли, на фитили свечей за секунду до того, как их полностью поглотит огонь. Его черты утратили веселость, в которой он пребывал последние тридцать минут.
Потом он начал говорить - спокойно, но звучно и ясно. Тон его голоса вызвал мурашки по коже.
- "Подонки заслужили смерти, Джаель. Они были испорчены". Он не предпринял ни единой попытки, чтобы объяснить последнее слово. "Я был в Красном быке, потому что был выбран для их убийства. Вы опередили меня в этом и сделали мне и миру одолжение".
Не знаю, откуда я взял силы на ответ, но я смог его вымолвить, хотя мои слова были лишь шепотом, похожим на предсмертную исповедь.
- "Но я наслаждался этим".
Во мне вновь пробудилось отвращение. Слабый страх, бремя человека, который знал, что совершил нечто ужасное. Мои плечи поникли, а голова склонилась, как будто я только что признался в испытанном во время убийства восторге Мальфасу, а не Калиану.
Но Калиан не позволил мне погрузиться в подавленное состояние. Он положил свою правую руку на мое плечо, а левой повернул мое лицо так, чтобы я смотрел прямо на него. Затем он заговорил, медленно и четко.
- "Я понимаю, Джаель. И знаете почему?"
Он не дал мне времени на ответ.
- "Вы почувствовали, что они совершили. Вы ощутили их преступления и их вину, а восторг был наградой за смелость". Он помолчал. - "Это был нектар из их грехов".
Затем за короткое, мимолетное мгновение все закончилось. Свечение в глазах Калиана пропало. Он сел обратно, и выражение на его лице заставило меня задаться вопросом, не сыграл ли мой разум со мной злую шутку. Калиан молчал.
Спустя несколько минут тишины я задал крайне важный вопрос, даже не понимая, что я в действительности имею в виду.
- "Почему?"
Но Калиан понял.
- "Потому что вы особенный. И потому что кровь в ваших венах такая же, как у меня... и как у наших братьев и сестер".
Я уставился на него в недоумении. Силы моего разума были истощены. Братья и сестры? Я больше не мог двигаться - мои веки налились свинцом, а в конечностях чувствовалась слабость и утомление.
Калиан, казалось, заметил это.
- "У нас впереди долгий путь. Я объясню все, что вам нужно знать, а теперь ложитесь спать". Мерцание, которое я видел в его глазах прежде, вернулось на мгновение. - "Близится сумрак".
~
На следующее утро мы направились в сторону Арка.
Вы можете задаться вопросом, почему я последовал за странным человеком, и я не смогу дать вам четкого ответа на него. Конечно, многое бы сложилось иначе, если бы я ускользнул в то серое туманное утро, но моя истощенность не позволила мне уйти. Еще одной причиной остаться стал, возможно, тот факт, что все произошедшее со мной за последнюю неделю казалось странно знакомым. Я, скорее всего, не уехал бы в любом случае, поскольку слова Калиана имели на меня гипнотический эффект, который я не мог объяснить даже себе. Это был нектар из их грехов. Тысячи вопросов посещали мою голову. Тем не менее, знание того, что совершенное мной убийство было благим и справедливым деянием, служило той соломинкой, за которую мог зацепиться мой измученный ум. После убийства человека появляется специфическое чувство. Молодые солдаты и гвардейцы предаются красочным мечтам о чести и славе. Когда они представляют, как поразят грудь нечестивца мечом, они верят, что у них появятся грандиозные ощущения. Хотя мой опыт и был грандиозен для меня, последствия таковыми не были. Мое состояние металось между безэмоциональным ступором и молниеносным прозрением, наполняющим меня чувством вины и отвращения, они овладевали мной, словно осенние приливы на побережье Мьяра. В такие моменты задумываешься, может ли убийство быть оправдано вообще. Хотя, чем чаще вы совершаете акт убийства, тем меньше сомнений у вас остается. Равнодушие растет до тех пор, пока отнятие жизни не становится привычным.
Тогда, однако, такой образ мыслей не был мне знаком. Когда в свете заходящего солнца Калиан предложил мне миску горячей дымящейся каши и кроваво-красные дикие ягоды, я испытал приступ тошноты, даже не съев и одной ложки. Заметил ли я намек на угрызения совести в глазах Калиана - или это было удовольствие? Я не знал.
Пока мы собирали наши пожитки, я спросил его о значении вчерашнего откровения еще раз. Он только покачал головой и сказал мне, что смысл "огня" нельзя усвоить за один разговор, также как нельзя научиться плавать, читая трактаты о свойствах воды.
Итак мы оба, разные как день и ночь, направились к легендарной столице. Он был хорошо одет, красив и всегда уверенно улыбался. Я же был одет в изношенную одежду, имел крючковатый нос и озадаченный вид человека, который понятия не имеет, что с ним происходит. Первые два дня нашего путешествия были ужасны. Я почти не ел и большую часть времени думал, что вижу на своих руках кровь или слышу предсмертные крики человека в пении птиц. Даже тишина не успокаивала. "Пожалуйста, нет".
Но на третий день все начало налаживаться, и впервые с тех пор, как я встретил Калиана, я не чувствовал ослабляющую тошноту каждый раз, когда останавливался и позволял своим мыслям блуждать. Конечно, мое душевное состояние было далеко не радужным, но странным образом я чувствовал себя лучше, чем после отъезда из Туманного. Этому способствовала простая причина: страх из моего живота ушел. Или лучше сказать так: я почувствовал, что я как будто утолил страх, как дикого зверя хорошей едой, и он знает, что дальше будет больше еды. Я на правильном пути. Как же странно эти слова звучали в моей голове. Но все же я чувствовал себя хорошо. Как будто на горизонте промелькнул свет, за которым я должен был следовать всю жизнь.
Мое чувство вины также начало уменьшаться. И хотя не было способа проверить историю Калиана, я знал, что это правда. Наглые рожи, мерзкие голоса - эти двое мужиков были злом. Испорченными. И жертв, подобных семье Кешана, было бы только больше. Чем больше я размышлял об этом, тем правдивее это звучало в моей голове.
Пока мы путешествовали, Калиан рассказал мне много других вещей. Чаще всего это были истории из его прошлого. Так я узнал, что он пришел из Нерима, что объясняло его легкий акцент. Он вырос в Кабаэте, столице Северного королевства. Так же, как Срединное королевство, оно было под властью канцлера Баратеона, но Калиан предположил, что в течение следующих десяти лет гражданская война между сепаратистами севера и канцлером неизбежна. Хотя у его эмиграции в Эндерал было много причин, он с больше отвергающим, нежели суровым, взглядом указал, что я не готов узнать об этих главах его прошлого.
Спустя неделю мы прибыли в Арк.
Я не хочу тратить чернила на описание. Я уверен, что столица Эндерала хорошо вам известна, и вы можете себе представить, как я был потрясен ее видом. Впервые мы увидели ее с небольшого горного уступа, где я в течение некоторого времени наблюдал за городом, купающимся в лучах заходящего солнца.
- "Впечатляет, не так ли?" - услышал я голос рядом с собой. Это был Калиан.
Я что-то пробормотал в ответ, не отводя взгляд. Он издал смешок.
- "Побалуй себя! Иногда ничего нет лучше первого раза", - сказал он и сел на краю обрыва, над пропастью глубиной около полутора сотни метров. Я посмотрел на него и увидел, что он закрыл глаза, позволив вечернему солнцу озарить его лицо. Снова я почувствовал растущую зависть. Если бы молодая женщина поднялась в этот момент на холм, она бы приняла его за героя бардовской песни. Но в то же время я знал, что Калиан не красовался. Он просто наслаждался видом, моментом и солнечным светом - способность, которой я не обладал в своей жизни.
~
Было уже темно, когда мы показали наши документы городским стражникам и попросили разрешения войти. Мы притворились торговцами из Аразеаля, которым пришлось пристать в гавани Дюнное из-за неблагоприятной погоды. После быстрой проверки документов, стражница позволила нам пройти. Когда тяжелые ворота захлопнулись за нами, и решетка с громким шумом опустилась, любые мысли о возвращении к прежней жизни жреца исчезли.
Мы сделали остановку в таверне "Танцующий кочевник". Калиан развязал свой набитый кошелек и угостил меня рагу из сахарной свеклы, черным хлебом и очень дорогим пивом из Кабаэта. Разговаривали мы мало. Вместо этого мы слушали пение красивой рыжеволосой женщины-барда, глубокий голос которой резко контрастировал с ее хрупким телосложением. Она пела традиционные песни: "Песню о старце", "Беспутного странника" или "Деву в серебряном сиянии". Я потупил взгляд от неловкости, когда Калиан начал петь последнюю песню в полный голос. Но когда я заметил, что люди не возражают против его хорошего, но не блестящего пения, и начинают присоединяться, мой необоснованный стыд исчез, и я ощутил спокойствие.
Мы просидели в пивной допоздна. Когда в помещении осталось всего пять гостей, я задал вопрос, который горел на моих губах.
- "А что теперь?" Я говорил тихо, ошалевший от алкоголя и шума последних часов.
Пристальный взгляд Калиана встретился с моим, и он не отводил его, пока я в неловкости не опустил свой к земле. Я услышал, как Калиан издал звук, который мог быть как приглушенным смешком, так и вздохом.
- "Теперь мы будем спать, как бревна. А завтра", - его глаза на мгновение сверкнули. - "Тебя ждет первый урок".
Я понятия не имел, что означали его слова.
- "Первый урок?"
Он улыбнулся.
|
|
|
|
Конский слесарь во славу Шеогората
| Почётный житель |
| Сообщений | 715 |
|---|
| Награды | 7 |
|---|
| Репутация | 46 |
|---|
| Пол | Мужчина |
|---|
|
28 Августа 2017 в 18:56. Сообщение # 6
|
|
Мясник из Арка, том VI: Серебряное облако
Одним из навыков Калиана, который я так и не научился понимать, была его способность обходиться практически без сна. Во время нашего путешествия, он ложился спать далеко за полночь, но ему всегда удавалось проснулся раньше меня, чаще всего задолго до рассвета. У него был строгий утренний распорядок: Он начинал с получасовой молитвы на языке, которого я не понимал. Затем он добрый час практиковался со своим скимитаром, а два дня в неделю немного дольше. После этого он мылся или, когда поблизости не было реки или озера, выливал на себя немного воды. Наконец, он готовил завтрак из зерновой массы, смешанной с горькими травами, который затем задумчиво поедал, как будто в нем были скрыты все тайны пирийцев. Полагаю, что спал он максимум по четыре часа в сутки, а я удивлялся, как ему удается выглядеть таким здоровым и энергичным, как после купания в водах Инодана.
Во время нашего путешествия он позволял мне высыпаться, но в наш первый день в Арке разбудил меня рано утром. Мои конечности после ночи кутежа налились свинцом. Одно мгновение мой сонный взгляд пытался найти воду, в которой я каждое утро умывался в Туманном. Затем я понял, где нахожусь. Я застонал, вытащил себя из кровати и огляделся. Во имя праведного пути, который час? Еще не было никаких признаков солнца. Как будто читая мои мысли, Калиан ответил на мой вопрос.
- "Еще два часа до первых петухов, мой друг. Но прежде, чем ты что-то скажешь", - сказал он, пристегивая меч на талии. - "Так надо. У нас назначена встреча".
Я хотел ответить, но мой рот покинуло только угрюмое бурчание. Калиан продолжил.
- "Встретимся через час у последнего дома в Облачном переулке. Я буду ждать тебя там".
Он покинул комнату прежде, чем я успел что-либо ответить. Мгновение я продолжал озадачено сидеть на краю своей кровати. Затем со вздохом встал и подошел к окну. Я рассеянно посмотрел на крыши спящего города. Облака не скрывали серебряного света луны, и, несмотря на ранний час, на улицах уже можно было увидеть нескольких людей. Я погрузился в свои мысли. Вообще-то, я чувствовал себя довольно хорошо, невзирая на головную боль, которая была результатом похмелья. Я уже редко думал о событиях в Красном быке, но сейчас мне припомнились слова Калиана: Вы ощутили их преступления и их вину, а восторг был наградой за смелость. Это был нектар из их грехов.
Могло ли это быть причиной, почему убийство оставило меня равнодушным? Поскольку оно было... оправдано?
Я подумал: Пожалуйста, нет!
Затем совершенно другое: Это нечто хорошее.
Издав радостный, но в то же время отчаянный звук, я отогнал эти мысли. Вместо этого я посмотрел, чем занимаются люди на улице. Я увидел трех изможденных детей, несущих тяжелые мешки вдоль большой улицы, идущей сквозь Арк. Сразу за ними шли три фигуры в броне, скорее всего, стража, патрулирующая улицы. Две женщины, одна из которых большая и мускулистая, а другая худощавая, тянули тачку с бочкой и тремя связками сена в переулок, ведущий к заднему выходу таверны.
Собравшись с мыслями, я отвернулся от окна и оделся. Поев в таверне, я отправился в путь, испытывая смесь любопытства и тревоги.
Не хочу утомлять вас излишними подробностями о моем первом путешествии через Арк, так как вы, скорее всего, знаете, где расположена искомая улица. Я тогда еще не знал. Только после того, как стражник, посмотрев на меня с подозрением, указал мне на полуразрушенное хранилище, я понял, где нахожусь и что пришел на пятнадцать минут раньше назначенного времени. Облачный переулок, как его назвали строители города без какой-либо видимой причины, ознаменовывал конец квартала мастеров. Дорога вела к большим каменным воротам, в которые каждый приличный житель Верхнего города надеялся никогда не входить.
Это был вход в Подгород.
Я с опаской огляделся. Я слышал о Подгороде из многочисленных историй, в том числе из историй Калиана. Это место избегали все, кто не имел дело с укрывателями или преступниками или кто не жил в такой бедности, что одна из убогих хижин в Подгороде была единственным доступным домом. Независимо от того, как я представлял себе контраст между прекрасной столицей и нищетой Подгорода, мои мысли всегда рисовали некий "переход" от процветания к бедности. Но здесь, похоже, он отсутствовал. Взглянув вверх, я увидел поразительную башню мирада, место прибытия в город или отправления в другие места богатых путешественников на одноименных крылатых животных. Рядом со мной проливался большой водопад, а если бы я вернулся в небольшой переулок, в котором я прошел мимо извилистого рынка несколько минут назад, то оказался бы в самом сердце квартала мастеров. Я вновь раздраженно посмотрел на деревянную дверь, которую охраняли двое хорошо вооруженных мужчин. Действительно ли эта дверь была входом в другой, неприятный мир?
Я ощутил руку на своем плече. Калиан.
- "Ты нашел это место. Очень хорошо", - сказал он. - "Ты готов?"
Я прищурился. Теперь я знал, что мой первый урок имел отношение к Подгороду. Но что конкретно ожидало меня?
- "Я думаю, да. А... что мы будем делать?"
Калиан усмехнулся. "Все очень просто, мой друг". Он снял рюкзак с плеч, опустился на колени и начал что-то искать. Затем он снова посмотрел на меня.
- "Мы будем веселиться".
~
Мои сомнения в том, что Подгород был действительно за большой охраняемой деревянной дверью, развеялись через несколько мгновений после того, как стражники разрешили нам войти. Они, должно быть, думают, что мы сумасшедшие, - размышлял я, когда обе створки двери распахнулись. Ни один житель Верхнего города не пошел бы туда добровольно, им было хорошо известно, что орден и стража там практически бессильны. Неофициально все знали о негласном соглашении между орденом и Ралатой, обществом теневых личностей: вы не трогаете нас, а мы не трогаем вас.
Поэтому Подгород был городом внутри города, и он был намного мрачнее, чем надземный Арк с его простыми, но уютными, наполовину деревянными домами, фонтанами и театрами. Там внизу, Ралата контролировала все стороны жизни, и тем, кому не повезло жить в этом месте, независимо от того, хотели они того или нет, приходилось идти к ним на поклон. Вздрогнув, я вспомнил, что однажды рассказал мне странствующий торговец. Его история повествовала о молодом торговце, который всего за несколько лун до этого получил заветный значок Золотого серпа, определяющий его, как надежного предпринимателя. Этот молодой человек пожелал достичь богатства коротким путем, и при поддержке нескольких пареньков из Арка начал добывать светопыль. Ее выработка была более-менее формальной деятельностью Ралата, но этот факт не остановил молодого человека от отправки группы ничего не подозревающих парней в пещеру недалеко от западного побережья, чтобы начать свою собственную - скромную, как он считал - торговлю смертельным наркотиком.
Почти весь цикл луны дело шло хорошо, и его кошелек наполнялся быстрее, чем кружки в самой людной таверне. Однако, однажды утром, когда он въехал в пещеру, где собирались грибы, в ней не оказалось ни одного человека. Лишь перед входом стояла телега с четырьмя корзинами размером с человека. Корзины были доверху наполнены светопыльными грибами, испускающими странный запах. Когда торговец приказал своим телохранителям высыпать содержимое на землю, из каждой корзины выкатились различные части тел: Руки, ноги, туловища, головы. Головы были отсечены аккуратно, чтобы не оставалось сомнений в определении их владельцев: Пять из них принадлежали несчастным паренькам, которые были наняты купцом за скромную оплату. Две головы принадлежали дочерям торговца. Восьмой была голова его спутницы. На ее лбу были вырезаны следующие слова: "Ша'Рим Ралата" - Ралата не забывает.
Они оставили торговца в живых. Больше его никогда не видели в доме гильдии Золотого серпа, и поговаривают, что он покончил с собой через несколько месяцев. Так заканчивалась история старого странствующего торговца.
И вот мы здесь. Меня одолевала тревога. Все в нас кричало "Верхний город" и "богатство" - наши жесты, наши дорогие одежды, кинжал Калиана. Лестница за дверью вела вниз в темноту. Путь до первых признаков человеческой жизни занял у нас более пятнадцати минут. Воздух был холодным и влажным. Пахло аммиаком, плесенью и мокрым камнем. Мы дошли до конца длинной каменной лестницы. Дорога из деревянных досок вела в туннель высотой около десяти метров. Первая хижина, мимо которой мы прошли, была так плотно встроена в естественный угол скалы, что я с трудом мог различить ее. Огромные ржавые трубы выходили из стен и исчезали в полу, петляя между ломкими деревяшками, из которых был построен дом. Сундуки и бочки, некоторые из которых были сломаны, громоздились у стен, не скрытых скалами пещеры.
Между тем, все больше и больше жителей замечали наше присутствие. Некоторые смотрели с подозрением и быстро отводили свой взгляд, другие откровенно глазели на нас. Проходя вдоль хижин, мы также видели постройки с навесами, похожие на рыночные прилавки. На них были выставлены рыба, специи, нездорово выглядящий хлеб и другие изделия. Калиан, кажется, не возражал против взглядов людей. Он ускорил шаг и скрылся за углом. Я последовал за ним, и от увиденного у меня перехватило дыхание.
Передо мной была огромная пещера с потолком настолько высоким, что в ней поместились бы две сторожевые башни, поставленные друг на друга. Сталактиты свисали с потолка, словно каменные сосульки. Вдали виднелся впечатляющий водопад, текущий из скалы. Вся пещера была застроена домами из темного дерева на платформах, которые соединялись лестницами и мостиками, поддерживаемыми опорами и природными каменными столбами. Ближе к стенам пещеры дома становилось выше, так что общая картина напоминала гигантский амфитеатр. Здания, находящиеся в центре, были возведены на голом каменном полу. По форме и внешнему виду они отличались от домов на платформах. Я увидел каменное здание, что своей высокой крышей и остроконечной башней было похоже на маленький храм. В нескольких метрах от него располагалось многоэтажное здание. Оно тоже было сделано из камня, а его окна излучали красноватое с молочным сияние. Вокруг суетилось множество людей, и хотя у меня был хороший обзор на круглую открытую площадь, которая, скорее всего, была центром подземного города, здесь было так темно, что мне едва удавалось различать силуэты. Подгород... вполне оправдывал свое название.
Крепкий мужчина, проходивший мимо, наткнулся на меня, внезапно заставив очнуться от моих мыслей. Я вздохнул и вытер пот со лба, который выступил на нем, несмотря на холодный воздух. Тогда я огляделся в поисках Калиана, ушедшего вперед, и нашел его у подножия лестницы под кривым деревом без листьев. Он с кем-то разговаривал. Я поспешно спустился по лестнице. Когда я приблизился к ним, незнакомец указал на меня, и Калиан сделал успокаивающий жест. Только подойдя ближе, я понял, что это была женщина. У нее были короткие светлые волосы, которые резко контрастировали с ее мягким лицом с полными красными губами. Однако, ее глаза... Я почувствовал, как что-то вспыхнуло в моем желудке, гневно протестуя. Ее голубые, как лед, глаза были столь зловещими, что, кажется, светились даже в тусклом свете пещеры. И хотя объективно они были красивы, они вызвали во мне чувство, в котором я не мог разобраться. Они олицетворяли холод.
Но прежде, чем я смог различить голос, вновь зазвучавший во мне, Калиан начал говорить.
- "Джаель, позволишь познакомить тебя?.." Он указал на молодую женщину направленной вверх ладонью. "Это Ялена".
Я попытался ответить, но мне не удалось.
Ялена быстро осмотрела меня с ног до головы, а потом перевела взгляд обратно.
"Он, кажется, намочил штаны. Ты абсолютно уверен? Еще не слишком поздно".
Калиан очаровательно улыбнулся и кивнул. "Я уверен. Ты можешь ему доверять, даю тебе мое слово".
Женщина закусила губу и нахмурила брови. Потом она тоже кивнула Калиану.
- "Очень хорошо. Идем".
Мы двинулись с места. Возможно, это было лишь моим воображением, но мне показалось, что количество злобных взглядов, уставившихся на нас, возросло. Воздух и темнота в пещере вдруг стали еще тяжелее. Калиан посмотрел на меня через плечо. В его глазах не было ни следа страха или беспокойства. В определенном смысле, они даже блестели от предвкушения. Но почему? Я знал, что здесь обитает много скользких типов. И все же, почему казалось, что Калиан и наш проводник так хорошо знакомы друг с другом?
Наш путь лежал в темный переулок рядом с многоэтажным домом с красными окнами. На табличке на входе было написано "Серебряное облако". Женщина решительно шагнула в темноту, и мы последовали за ней. Здесь в тени зданий царила абсолютная темнота, и мое беспокойство усилилось, когда я увидел, что наш проводник свернула в еще более узкий переулок в конце этого. Это лабиринт, и чертовски опасный. Людей здесь не было, только кучи мусора и испражнений. Люди повстречались только два раза. В первый раз мы увидели двух мужчин, гревшихся у костра. Как только Ялена издали увидела огонь, то ускорила шаг и изо всех сил ударила одного из мужчин по голове. Он сдавленно крикнул и упал, а другой мужчина в ужасе попытался взобраться на стену. Ялена ему этого не позволила. Она наклонилась к нему, сильно приблизив свое лицо к лицу нищего, и что-то пробормотала насчет "открытого огня", "переулка" и "братьев и сестер". Потом она сбросила его на землю и сказала нам двигаться дальше. Наша вторая встреча с людьми в этом темном подземном лабиринте произошла с завернутой в ткань фигурой, прислонившейся к стене дома. Я едва различал ее под тканью. Когда я проходил мимо, она схватила меня за бедро костлявыми пальцами. Я вскрикнул и обернулся. Она отбросила ткань, покрывающую ее голову, открывая лицо чуть старше моего, но покрытое гнойными язвами. Плотоядные личинки. Она зашептала что-то похожее на протяжную мольбу, но из ее рта вырвался лишь гортанный, дребезжащий звук. Я рывком высвободил свою ногу из ее когтей и поспешил вслед за Калианом и Яленой.
Когда мы, наконец, спустя целую вечность, как показалось мне, прибыли на место, я был вымотан, как будто весь день быстро ходил. Я боялся, что никогда не избавлюсь от отвратительного запаха, пропитавшего меня.
Ялена остановилась перед толстой металлической дверью и дважды постучала. Через несколько мгновений открылся люк, и оттуда выглянули два глаза с нависавшими густыми бровями. Когда они опознали нашего проводника, я услышал скрипучий звук засова, и дверь открылась. Стражник у ворот был неприметным человеком с короткими волосами, что неприятным образом напоминало мне себя самого. Он посмотрел на нас оценивающе, но по его движениям было ясно, что он подчиняется Ялене. Я заметил с облегчением, что помещение, несмотря на то, что я видел снаружи, оказалось чистым и было освещено несколькими настенными подсвечниками. А легкий запах лаванды в воздухе после вездесущей вони испражнений, преследовавшей нас в течение последних часов, показался мне ароматом волос Ирланды.
Безо всяких разговоров, Калиана и меня повели по узкому коридору с множеством закрытых дверей. Несмотря на тусклый свет, пробивающийся из-под них, они как будто давили на меня, как двери удерживающих камер. Ялена открыла одну из дверей в конце коридора.
Комната, представшая перед нами, впечатляла. Она была украшена изящной мебелью и подушками, а люстра под потолком излучала мягкий оранжевый свет. В воздухе стояла дымка, и когда я поглядел на низкие столы, окруженные подушками, я понял, откуда шел запах лаванды. Вообще, количество сидений было рассчитано на два десятка человек, но, кроме нас с дверным стражником и Яленой, за отдельным столиком сидело только три гостя, пьющих вино и курящих кальян. Из угла комнаты, скрытого от моих глаз, звучала расслабляющая музыка арфы. Я начал ощущать себя еще более комфортно. Может быть, это была просто таверна курильщиков? Видимо, исключительное место для еще более исключительных клиентов. Но почему исключительные клиенты должны были проходить весь этот мучительный путь через переулки лишь для того, чтобы выкурить несколько трубок сон-травы с ароматом лаванды, я сказать не мог. Я поджал губы и беспомощно посмотрел на Калиана. Он только довольно улыбнулся и слегка кивнул мне.
- "Присаживайтесь", - сказала Ялена и указала на пустой столик в углу. Затем она молча удалилась за штору, а стражник двери вернулся ко входу.
Я хотел что-то сказать, но Калиан указал мне ждать. Мы сели. Я оглянулся украдкой и осмотрел других гостей. Это были двое мужчин, один молодой, другой старый, и пожилая женщина с волосами, собранными в пучок. Судя по одежде, все они были богаты, как и мы. Никто из них не замечал нас. Калиан взял одну из свечей на столе и поставил ее под емкость кальяна с водой. Затем он откинулся назад - наши подушки лежали рядом со стеной - и охотно зевнул. Он наблюдал за кальяном веселым и расслабленным взором. В емкости медленно начали появляться пузыри. Некоторое время я, как и он, наблюдал за ними, потом решил нарушить молчание.
- "Калиан..."
Он оборвал мои слова жестом и покачал головой, почти снисходительно. - "Просто расслабься, мой друг". Одной рукой он коснулся емкости кальяна с водой. - "Расслабься".
~
Мы ждали уже более тридцати минут, когда к нам подошел круглолицый мужчина с дружелюбной улыбкой. Он представился как Контис.
Первое, что я заметил, был левый рукав его дорогой бордовой одежды, который безвольно висел. Он был однорук. Когда он протянул правую руку для приветствия, я заметил несколько блестящих колец на его мясистых пальцах. Моего носа достиг удивительно приятный запах, исходящий от его парфюма. Он был пряным и сладким.
- "Прошу прощения за задержку", - начал он разговор низким, басовитым голосом, не соответствовавшим его внешности. "У нас сегодня много клиентов. Могу ли я присесть?"
Калиан ответил утвердительно, и Контис сел напротив нас. Какое-то время все молчали, и я почувствовал, как темные, проницательные глаза Контиса осматривают меня. Затем он удовлетворенно кивнул.
- "Итак. Формальность первая". Он вынул свернутый пергамент из своей одежды, развернул его и быстро изучил.
- "Джаримон Батила, 46 зим от роду, торговец. И... ах, вы приехали из Аразеаля? Боже! Позвольте мне заметить, что ваш эндеральский очень хорош!"
Кажется, вопрос относился к Калиану. Он улыбнулся.
- "Мастерство приходит с практикой, я полагаю".
Контис кивнул. - "Действительно, это так. А вы... Джаель Талас. Тоже аразеалец".
Я кивнул и попытался улыбнуться так же очаровательно, как Калиан.
- "Очень хорошо". Он снова свернул пергамент и слегка подался вперед. - "Тогда мы начнем. Согласны?"
Калиан уголком рта выпустил дым вверх. Как и все курильщики сон-травы, он глядел слегка затуманенным взором, но ум его, казалось, был ясен.
- "Пожалуйста", - ответил он.
- "Для полной ясности, позвольте мне еще раз объяснить правила и порядок вашего визита, который, надеюсь, будет не последним". Его голос был дружелюбным, но я чувствовал в нем некоторую резкость. - "Как только вы оплатите отдых, слуга..."
- "Мы должны платить до получения услуги?" - Калиан, казалось, был возмущен.
- "Таковы правила, мой друг. Мне очень жаль", - ответил Контис, не отводя свой взгляд.
Калиан угрюмо посмотрел на грузного мужчину, но все же утвердительно кивнул.
Контис улыбнулся. "Что ж, сейчас слуга даст вам знак, а затем сопроводит вас в ваши комнаты." Он снова заглянул в пергамент. "Или вернее, в вашу комнату. Девочки будут ждать вас там. Дальнейшее будет зависеть от вас".
Девочки? По моему позвоночнику пробежала дрожь, и я бросил на Калиана нервный взгляд.
Контис заметил мой взгляд. - "Все в порядке, мой друг?" - спросил он.
Прежде, чем я ответил, Калиан сказал: - "Он просто немного взволнован". И посмотрел на меня с упреком. - "Это его первый раз".
Контис нахмурился. - "Что ж, я понимаю".
"Как только вы закончите, позвоните в колокольчик на тумбочке, подождите несколько секунд, затем позвоните снова, и кто-нибудь позаботится о..." - он, казалось, подыскивал нужное слово, - "... обо всем остальном. Так все и произойдет". Его пристальный взгляд перемещался между Калианом и мной. - "У вас есть еще какие-либо вопросы?"
У Калиана был вопрос: - "Я полагаю, мы покинем это место так же, как и пришли?"
- "Да. Ялена будет сопровождать вас на обратной дороге".
Мой приятель угрюмо пробормотал. - "Понимаю. И вы можете гарантировать нашу... анонимность?"
Контис издал короткий смешок. - "Мы можем гарантировать, что никто, кроме наших служителей, не увидит, как вы пришли и покинули это место. И вы можете быть уверены, что разговор о вашем здесь присутствии не в интересах наших гостей. Я полагаю, мне не нужно объяснять, почему".
Калиан быстро потер подбородок большим и указательным пальцем. Казалось, он задумался. Затем он кивнул и протянул свою крепкую руку Контису.
- "Согласен. Договорились".
Контис радостно улыбнулся. Сначала он пожал руку Калиану, затем мне. Его рукопожатие было сильным и решительным. После этого Калиан вынул из своего плаща небольшой туго набитый кошелек и высыпал его содержимое на стол.
- "Пятнадцать золотых монет. Вы можете пересчитать, если хотите".
Мои глаза расширились. Пятнадцать золотых монет?! Целое состояние! Одна золотая монета стоила тысячу медяков! Тысяча медяков... Достаточно, чтобы купить приличный дом или боевого коня лучшей породы. Но когда я подумал о вещах, которые можно купить на сумму в пятнадцать раз больше этой, моя голова закружилась. Калиан же, глядя на сверкающее золото, сохранял бесстрастный вид. Эти богатства из сокровищницы таинственных "братьев и сестер" Калиана? Вполне вероятно. Я неловко отвернулся от монет и перевел взгляд на нашего хозяина, который смотрел на них с довольным видом.
- "В этом нет необходимости". Он махнул рукой, и из-за штор появился худощавый мальчик в красных одеждах. Его голова смиренно склонилась. Когда он подошел к нашему столу, Контис указал на монеты. Он быстро и молча собрал их и унес. После того, как мальчик исчез за шторами, Контис снова заговорил.
- "Итак. Побалуйте себя!"
Калиан улыбнулся и выпустил облако дыма. - "Благодарю вас".
Без дальнейших слов Контис встал и ушел. Спустя всего пять минут шторы вновь раскрылись, и худой мальчик показал нам следовать за ним.
Калиан коротко кивнул и последний раз затянулся кальяном. Я с тревогой заметил, что он выкурил почти две полных емкости с сон-травой, доза, которая могла отправить дерзкого и неопытного мальчишку в коматозную спячку на нескольких часов. Калиан, однако, не казался даже утомленным. Его глаза приобрели молочный блеск, характерный для курильщиков сон-травы, а все его движения были размеренными, но также я увидел в его глазах и странный пугающий блеск, который заметил в тот вечер, когда он рассказал мне о "нектаре грехов".
Мы поднялись и пошли через комнату к мальчику. Даже когда мы встали прямо перед ним, он не поднял головы, все также склоняя ее к земле. Мальчик развернулся, и мы последовали за ним по длинному коридору, который был скрыт за шторами. Коридор походил на тот, что вел от входной зоны в гостиную, через каждые три метра по обе стороны располагались тяжелые стальные двери. Над каждой дверью был написан номер на явно дорогой золотой табличке. Мы остановились перед дверью с номером XVI. Все так же молча, мальчик снял массивный ключ с большого кольца и сунул его в руку Калиана. Потом он коротко поклонился, развернулся и ушел. Калиан поиграл с ключом, словно фокусник, а потом вставил его в замок.
Дверь отворилась бесшумно.
~
Комната оказалась просторной и роскошной. Люстра испускала свет, который окрашивался в красный, проходя через бумажную ширму. Помпезная кровать с балдахином стояла посередине, а в воздухе сильно пахло розами и лавандой. Еще до того, как я заметил двух связанных девушек, холодная дрожь побежала по позвоночнику, когда я вошел в комнату за Калианом, и тяжелая дверь захлопнулась. И прежде, чем Калиан успел сообщить мне об услугах, предоставляемых этим заведением, кусочки сложились вместе в единое ужасное целое. Я ошеломленно озирался по сторонам. Мой взгляд метался между разными, но недвусмысленными, составляющими комнаты номер ХVI. От связанных девочек на кровати, совершенно голых, и их глаз, несомненно, затуманенных наркотиком. К коробке на маленьком столе с угловатыми ядрами, в которых я сразу же распознал ягоды остролиста. Даже булочницы из Старого нижнего Араната знали об их эффекте афродизиака. И, наконец, к принадлежностям, висящим на стенах.
- "Вам нравится?" - спросил Калиан. Он сел на раскиданные бардовые подушки. Находясь всего лишь на расстоянии вытянутой руки от связанных на кровати девушек, он даже не взглянул на них. В уголках его рта я все еще видел улыбку, которая, казалось, никогда не исчезала. "Мы собираемся немного повеселиться".
Чудовище, - подумал я изумленно. Без лишних слов я напал на Калиана. С громким криком я прыгнул вперед, навалившись на него, и начал его душить. Калиан, казалось, не ожидал этого, и на мгновение я подумал, что одержал верх. Однако, затем он начал смеяться - или попытался. В итоге получился приглушенный хрип. Переполненный гневом, я надавил сильнее, от чего мое лицо превратилось в гримасу ненависти. Но Калиан просто продолжал смеяться. Его глаза сияли от радости и веселья. Если бы я наблюдал эту сцену со стороны, не будучи ее частью, то, вероятно, счел бы происходящее фальшивой, постановочной борьбой. Он не прилагал никаких усилий, чтобы высвободиться из моей хватки. Жалкий ты ублюдок! Чертов кусок грязи! Я сдавил сильнее. Я чувствовал щетину Калиана, колющую мои пальцы, когда сжимал его теплую плоть. Но до сих пор ничего не произошло. Калиан все еще смеялся, и лишь спустя минуту я осознал, что любой нормальный человек должен был уже потерять сознание. Но этого все еще не произошло. Вообще ничего не произошло. Через некоторое время смех Калиана прервался, но не потому, что я убил его. Его лицо, которое даже не покраснело, снова приобрело выражение блаженной безмятежности. Я вдруг почувствовал себя беспомощным и смешным. Я никогда не видел, как сражается Калиан, но со дня нашей встречи я чувствовал ауру власти, окружающую его, подобно тому, как завеса тепла окружает открытый огонь. Он был опасен. Я испугался. Он может убить меня, - проносилось в моей голове. Один раз, дважды, снова и снова, как зловещая барабанная дробь. Он может убить меня!
- "Но не буду", - сказал Калиан. Его губы даже не пошевелились.
Затем он положил свою правую руку на мою грудь, и в одну секунду я был отброшен назад, как будто меня ударило пушечное ядро. Я упал на твердый каменный пол и потерял сознание.
MarcArnchold - Понедельник, 28 Августа 2017, 18:56
|
|
|
|
Конский слесарь во славу Шеогората
| Почётный житель |
| Сообщений | 715 |
|---|
| Награды | 7 |
|---|
| Репутация | 46 |
|---|
| Пол | Мужчина |
|---|
|
28 Августа 2017 в 19:21. Сообщение # 7
|
|
Мясник из Арка, том VII: Все мертвые души
Я не знаю, как долго меня не было в мире живых, но судя по тому, что на шее Калиана еще имелись отметины от моих пальцев, могло пройти всего несколько минут. Первое, что я подумал, когда увидел его на коленях надо мной, что моя жалкая жизнь окончена. Вторым было то, что Калиан - которому благодаря какой-то нечестивой магии хватало дыхания для смеха даже после минуты удушения - мог уже тысячу раз позволить мне умереть. Но еще не сделал этого. Наоборот он опустился на колени и протянул мне правую руку. Без дальнейших размышлений я взял его руку и позволил ему поднять себя. Затем я заметил изменения, произошедшие в комнате. С двух девушек были сняты путы. Теперь они обе лежали рядышком под тяжелым шерстяным одеялом. У одной глаза были закрыты. Глаза другой были все еще широко открыты и смотрели на стену тем же мертвым взглядом, какой был у нее, когда мы с Калианом вошли в комнату.
- "Экстракт огненной пальмы", - сказал Калиан. - "Капля усыпит даже бешеного вепря". На мгновение оттенок печали - или это была ярость? - омрачил его взгляд. - "Они не хотят, чтобы товар сопротивлялся".
- "Товар?" - отозвался я после долгой паузы, и это было больше утверждение, чем вопрос. Внезапно я почувствовал себя невыносимо глупо.
- "Да".
Я сглотнул. "Калиан, я..." - я сделал правой рукой усталый, охватывающий всю комнату жест. "Я не понимаю". Слова прозвучали прерывисто и вяло. "Совсем не понимаю".
Калиан ухмыльнулся.
Затем он сел на край кровати и начал мне все объяснять.
~
Тридцать минут спустя, которые показались мне вечностью, Калиан позвонил в комнатный звонок. Девушки все еще спали на широкой кровати, совсем не двигаясь.
Чуть ранее Калиан дал мне дорогой кинжал. Он был намного качественнее и легче в обращении, чем мой старый железный. Калиан лишь утвердительно кивнул в ответ на мой неуверенный взгляд, подобно менестрелю, поощряющему своего сына перед первым выступлением.
Сейчас мы оба спокойно стояли у двери. Его глаза светились, как в тот вечер, когда он впервые рассказал мне об огне. Но в этот раз в его пристальном взгляде было что-то еще: предвкушение.
Шаги приблизились, и я заметил, как Калиан слегка согнул колени. Раздался стук в дверь. Калиан снова позвонил в звонок, согласно договоренности с Контисом. Дверь приоткрылась. Никто не приходит в этот мир хорошим или злым, несмотря на то, что путь убеждает тебя в этом, Джаель. В день нашего рождения наши души лишь пустые страницы, и мы сами решаем, что будет написано на них. Затем в дверную щель просунулась голова. Бородатый мужчина с большими глазами и носом картошкой. Его глаза расширились, когда Калиан бросился на него. Без усилий он до рукоятки вогнал свой кинжал прямо в шею человека. Мужчина тут же упал. Звук неуклюжего падения человека на пол напомнил мне стук свежих очищенных шкур, бросаемых моим отцом на деревянный пол нашего дома. Он протестующе прохрипел. Калиан, напротив, выглядел так, как будто застыл на месте. Его левый глаз дико дергался вправо, правый глаз - влево, а уголки рта - вверх и вниз. Я вспомнил свое первое убийство, образы и восторг. Нектар из их грехов. Затем он вышел из ступора, стер брызги крови с щеки и улыбнулся мне. Я ни на сантиметр не сдвинулся. ...Пишем ли мы на них сейчас?
Темно-красная лужа растекалась из-под мертвеца, словно лепестки распускающейся розы. Калиан развернулся и вышел за дверь. Я поколебался мгновение, а затем последовал за ним. Образно говоря, да. Только мы решаем, каким путем идти в своей жизни: путем греха или путем добра. По пути добра идти нелегко, Джаель. Ибо соблазн дать слабину подстерегает на каждому углу. Он носит личину жадности, гнева и слабоволия. Мы называем их "демонами" Калиан положил руку на металлическую дверь комнаты напротив и встал неподвижно. Каждый раз, когда мы поддаемся им, мы продвигаемся на пути греха немного дальше. Его губы двигались и что-то шептали, но я не мог разобрать что. Поначалу мы еще можем избегать их. Однако, чем больше мы грешим, тем сложнее это делать. И в итоге, - металлическая дверь начала светиться, от нее повалил дым, но Калиан не убрал руку, - они овладевают нами. Жар и запах расплавленного металла начали заполнять весь коридор. Эти демоны создают тиранов. Создают рабов. Создают убийц. Они повсюду и носят разные имена. Потом дверь с номером ХІІІ согнулась по середине, как мокрый лист бумаги, находящийся в вертикальном положении. Калиан убрал руку и, пнув дверь, вошел. Тех, кто полностью отдался в их власть, мы называем "испорченными". Ибо таковыми они и являются.
На краю большой кровати сидел мужчина с аристократическим худощавым лицом. Я узнал его, он ждал с нами в гостиной. Перед ним на коленях стоял молодой парень, возраст которого я даже не хотел отгадывать. Я избавлю вас от подробностей жестокости, которой я стал свидетелем. Я был настолько поражен ситуацией, что не мог осмыслить происходящего. Я могу только сказать, что вид человека, широко открывшего рот от ужаса, вызвало теплое покалывание в моем животе. Я почувствовал, как ускорилось мое сердцебиение, а кровь начала нагреваться в моих венах. Они несут ответственность за все зло в нашем мире, они слишком слабы, чтобы устоять против соблазна, чтобы сопротивляться демонам. Из-за них в мире есть войны, страдание и смерть. Мы, Джаель, мы особенные. Мы родились с предназначением, и, - не колеблясь ни секунды, Калиан подошел к кровати, оттолкнул мальчика ногой в сторону и вонзил кинжал прямо в шею мужчины. - огонь течет в наших жилах. Брызнул фонтан крови, и на этот раз смерть пришла не бесшумно.
Мужчина издал жуткий крик и зажал рану обеими руками. Несколько секунд Калиан, улыбаясь, наблюдал за картиной. Затем он схватил умирающего и поднял его с силой, какую я даже не мог представить в Калиане, несмотря на его атлетичное телосложение. Огонь. Хрипящее вопли мужчины стали громче. Через одежду Калиана было видно, как напряжены его плечи. Потом он сжал руки. Кровь полилась в его рукава, словно горный поток, и я почувствовал образовавшуюся вокруг него завесу тепла. Мы не знаем, почему из всех людей выбрали именно нас или где находятся управляющие нами силы, но мы знаем одно: мы здесь, чтобы защитить мир и очистить его. Вопреки всякой логике я ощутил радостную эйфорию, когда увидел смерть этого человека. В животе покалывало, а в коленях росла слабость. Мы судим его, - пронеслось в моей голове. Мы судим его за его грехи!
Мои пальцы стиснули кинжал. Мое дыхание стало быстрым и неровным. Каждый мускул моего тела приготовился к действиям. Крики мужчины стали более тихими и хриплыми, в то время как одежда Калиана полностью пропиталась кровью. На мгновение меня замутило, и я почувствовал как желчь поднимается по горловине. Это безумие! Это убийство! - голос меня прежнего громко и ясно кричал во мне. Но в то же время он был слабым и жалким, и он ошибался. Так... это наша задача... убить всех тех, кто поддался демонам? Те, кто пользовался услугами этого места, заслуживали смерти. Они делали это за счет молодых невинных душ, которые имели несчастье быть слишком бедными, слишком незначительными или просто оказались в неправильном месте в неправильное время. Владельцы борделя похищали их, накачивали наркотиками и предлагали тем, кто был богат и достаточно безжалостен, чтобы ставить свои потребности выше этики. Они были грешниками. Захваченными демонами. Встревоженные крики раздались из коридора, а через несколько мгновений послышались шаги. Они идут... и они хотят остановить нас. Я воспринял эту мысль с почти равнодушным спокойствием. Я чувствовал - я знал - что у них нет ни единого на шанс. Когда первый человек появился в дверях, Калиан выпустил шею мужчины. Он больше не кричал и безмятежно рухнул на пол. Не все из них... но слишком многие. Те, чья смерть необходима огню. Медленно и почти небрежно Калиан повернулся ко мне. Человечность, которую я видел в его глазах несколькими мгновениями ранее, теперь полностью испарилась. И это единственная причина нашего существования, Джаель. Мы те, кто стоит между человечеством и его тягой к саморазрушению, к испорченности, являющейся результатом человеческой слабости. Его лицо было все в крови. Красные капли стекали у него по щекам. Некоторые из них терялись в его бороде, а другие капали с подбородка, как утренняя роса с бутонов красных цветов Мальфаса. Даже самой набожной, жреческой частью моего разума я не мог больше отрицаться свечение в его угольно-черных глазах. Образ, который даже сегодня еще предстает перед моими глазами, в центре которого одна особенность мужчины, которая могла возникнуть из разума безумного бога - его усмешка. И именно поэтому мы здесь, Джаель. Эти люди посвятили себя греху. Они испорчены, и их ждет лишь смерть. Вашему внутреннему взору, наверное, представляется безумное лицо злого мага из театра, но вы ошибаетесь. Если бы не кровь, труп и дрожащий мальчик, эта улыбка могла бы принадлежать мальчишке, собирающемуся заработать медяк честным способом. Не его лице не было чувства вины, не было кровожадности, было только блаженство. И впрямь... он посмотрел на меня так, как будто его поступок был самой естественной вещью в мире. И он был прав, - думал я, когда смотрел на него. То, что мы сделали и что собирались сделать, было добродетельным. Каждый уголок этого места был испорченным, как и люди, пользующиеся его услугами. И вот мы здесь - чтобы очистить их души.
Пронзительный крик прервал мой забытье. Я услышал звук меча, извлекаемого из ножен, и когда обернулся, то увидел того, кто собирался атаковать меня. Я был удивлен, что не чувствую нервозности или потрясения. На самом деле казалось, что время остановилось. Каждый шаг человека, каждое подергивание его мышц, вздымание и опускание его груди, когда он дышал, я замечал все с неведомой прежде ясностью. Я отметил, что моя рука застыла на рукояти моего кинжала с почти каменным спокойствием. Огонь раздувался, и жар возрастал внутри меня. Затем мои ноги начали двигаться так, как я и не мог себе представить. Я напряг свои бедра и слегка согнул колени. В тот же миг через мое тело прошел импульс, и я бросился вперед, словно хищник. Я напряг мускулы в правом плече и развернул свое бедро вправо и вперед, что дало моей выпрямленной правой руке толчок вперед, подобно болту пирийской баллисты. Мой кинжал глубоко вошел в сердце человека. Я очищаю его, - пронеслось у меня в голове. Мой живот и поясница разразились покалыванием. Мир перестал вращаться. Я чувствовал, как мой дух поднялся очень высоко, далеко в высь от моего тела, в темноту, в свет, я был свободен, я видел его, я видел их, его поступки, его грехи, ярче и ярче, я видел их, я -
~
- один на один с его сознанием.
Человек, которого я убивал, стоит передо мной в виде мальчика. Мы в темном переулке, и я слышу крики. Мальчик пинает другого ребенка, снова и снова, пока лицо ребенка не превращается в бесформенную массу. Тело больше не вздрагивает. Рука сжимает буханку хлеба. Его первый грех.
В моем сознании сверкает молния, и я оказываюсь в другом воспоминании.
На этот раз он - молодой мужчина с редкой бородой, но уже покрытый шрамами. Он разговаривает с другим человеком, который одобрительно кивает. Правой рукой одержимый хватает нож и глубоко вонзает его в сердце второго. Не успевает жертва упасть на землю, он левой рукой быстро отрывает кошелек от пояса. Он убегает. Демоны уже в нем, - я понимаю это с предельной ясностью. Он позволил им войти.
Еще одна вспышка.
Одержимый человек стоит передо мной уже взрослый. Я смотрю ему прямо в лицо, но он не видит меня. Мне не требуется никаких усилий, чтобы увидеть демонов, прячущихся за пустотой его глаз. Они ехидно смеются, ибо знают о своем триумфе. Они владеют им, - понимаю я. Он потерян.
Мужчина заговаривает с молодой проституткой. Правой рукой он играет с медяком. Он крутит и подкидывает его перед ее глазами, словно фокусник на ярмарке. Я хочу помочь ей, хочу сказать, чтобы она бежала, но не могу. Девушка соглашается и следует за ним. Он сбивает ее с ног и тащит в темный подвал. Я узнаю здание. Мое зрение расплывается, и я чувствую, что связь ослабевает. Снова вспышка, а потом темнота.
Я вижу себя земного рядом с телом убитого мною человека. На мгновение повисла полная тишина. Ни одного движения. Ни звука, ни мысли. Я смотрю на лицо человека, искаженное болью, и тень грусти проникает в мои мысли. Он раб своих грехов. Он не ведал, что творит.
Но у него был выбор. Он мог выбрать праведный путь, но он выбрал грех. Он выбрал демонов. И они поглотили его. Я смотрю на свой кинжал, глубоко воткнутый в его тело. Фонтан крови бьет из раны и застывает в воздухе куском ало-красного неподвижного льда. Я понимаю, что для него больше нет надежды.
Я спас его.
Затем с громким звуком я возвращаюсь в свое физическое тело. Огонь поглощает меня, как буря поглощает маленькую лодку в море. Он наполняет мои вены экстазом, жидкой лавой, и я горю, как солнце. Из моего горла вырывается безумный смех, мой рот движется болезненно; я содрогаюсь, как под управлением сумасшедшего кукловода. Я вкушаю его грехи! - понимаю я, и осознание этого крайне усиливает мой восторг.
Затем восторг исчез так же быстро, как и появился.
Хотя я испытал сильные ощущения, этот акт убийства был вдвое менее ярким, чем первый. Причина казалась для меня очевидной: в то время как грехи твари, которую я убил в Красном быке, были стремительным потоком, грехи стражника представлялись всего лишь струйкой. Я поморгал, чтобы убрать красную пелену с глаз. Затем взглянул в лицо человека. Его голова опирается на мое плечо, а моя левая рука лежит на его спине, как будто я успокаиваю друга. Он глядит на меня умоляющим взглядом и хрипит. Затем жизненные силы покидают его, и он оседает на землю с усталым вздохом.
~
Это было до того как рубиново-красная лужа добралась до моих ног, когда я проснулся от моего забытья. Я был странно взволнован, и мой взгляд метался между кинжалом в моих руках и мертвым тело. В животе остался лишь намек на покалывание. Все произошло в доли секунды - нападение стражника, мой прицеленный удар и восторг. Я посмотрел на Калиана, который все еще стоял рядом с телом убитого мужчины. Он довольно кивнул мне и вытер кинжал о простыню. Затем он подошел к притаившемуся у стены мальчику, который остался равнодушным ко всему происходящему. Несмотря на то, что его глаза были широко открыты, я заметил в них ту же пустоту, что и в глазах двух девочек, которых Калиан "заказал" для нас. Мой приятель встал на колени перед мальчиком, положил окровавленную руку ему на плечо и что-то прошептал ему. Когда мальчик посмотрел на него непонимающим взглядом, Калиан повторил свои слова в полный голос. Затем мальчик кивнул и заполз под кровать.
- "Ты хорошо держишься", - наконец сказал Калиан.
Я хотел ответить, но мне не удалось. Послевкусие восторга было слишком мощным. Я тотчас же осознал, что мои колени и руки дрожат.
Моего брата, казалось, это забавляло. Он снисходительно покачал головой, встал и выглянул в коридор.
"Остальные стражники будут нападать десятками", - сказал он без тени беспокойства. Если бы мы были грабителями, убийцами или разбойниками, которые ворвались в таверну из низменных побуждений, то далее последовали бы слова типа "приготовься" или "будь рядом в бою". Но он не произнес ничего подобного, все, что нам нужно было знать, сказала тишина, которая окружала нас, подобно теплой завесе пламя. В самом деле, огонь направлял меня, и с ним внутри я собирался спасти все мертвые души, которые населяли это место, как посетителей, так и владельцев. Контис, Ялена, женщина в гостиной. Они все поддались демонам, и не имело значения, совершали они это в течение всей своей жизни или всего один раз.
Я кивнул Калиану. Слова, горящие на меня из его глаз, были очевидны.
- "Исполни свой долг."
~
Я помню только фрагменты того, что произошло в течение последующих минут - или часов? Сколько людей мы убили? Два десятка? Три? Я уже не знаю. Большинство моих воспоминаний сосредоточено на восторге. Враги падали от моих ударов, как в старых легендах пепельного народа. Я с легкостью избегал их жалкие попытки в обороне, и еще до моего осознания происходящего, мой клинок погружался глубоко в их плоть, а я наслаждался их грехами. Я помню, как я посмотрел на себя в зеркало во время боя. Мое лицо было все в крови, одежда была красной, как киранийский восход, а в глазах горела одержимость, о которой я знал только по сказкам. Меня не удивляло, что некоторые стражники пытались бежать, когда видели нас. Но все было тщетно: ни один из испорченных не покинул бордель живым.
Одно убийство мне особенно запомнилось: когда мы добрались до второго этажа, мы застигли человека, пытающегося открыть балконную дверь. Как только он заметил нас, он, упав на колени, начал умолять о милосердии. Калиан схватил мужчину за шиворот и потащил в близлежащую комнату. Полуаэтерна около 16 зим от роду лежала на кровати. Она была абсолютно голой, а ее руки и ноги были привязаны к столбикам кровати. Путы были настолько тугими, что на ее запястьях и лодыжках образовались кровавые мозоли и синяки. С поразительной четкостью я заметил, что девушка когда-то была очень привлекательной. Ее волосы представляли собой океан каштановых кудряшек, а лицо выделялось нежной, хрупкой красотой, какая могла быть только в крови аэтерна. Однако, ее изуродовали. Глубокие раны покрывали ее спину, словно борозды на недавно вспаханном поле, многочисленные синяки осыпали бедра и руки. Все увечья были свежими, указывая на то, что нанесли их только сегодня утром. Калиан схватил старика за шею и заставил смотреть на нее, при этом шепча ему что-то на ухо. Старик залился слезами, просил о милосердии, говорил о своей семье, Пути и праведности. Я засмеялся. Перед лицом смерти каждый сожалеет о содеянном - это мне стало ясно после третьего убийства. Даже если бы мы хотели их простить, мы бы не смогли отпустить их. Кто согрешил однажды, будет грешить и дальше; демоны проследят за этим.
Это Калиан и сказал мужчине, но тот оставался непреклонным и продолжал неразборчиво бормотать о покаянии. В конце концов, я покончил с этой трагедией. В отличие от моих предыдущих убийств, совершенных кинжалом, в этот раз я инстинктивно потянулся к флоггеру с девятью хвостами, которым мужчина истязал свою рабыню. Он боролся и дергался, но Калиан держал крепко, пока я не задушил его. Вкус его грехов был пресным. Порочность. Мошенничество. Он был плохим человеком, плохим отцом, но акт насилия, совершенный сегодня и обошедшийся ему приличной суммой золота, был его первым разом. Когда он наконец рухнул передо мной, красиво вышитый кожаный кошелек выпал из его одежд. Его содержимое рассыпалось по полу рядом с моими перемазанными кровью сапогами. Я уже собирался отвернуться, когда заметил сверкающий золотой предмет - брошь, на которой была изящно выгравирована голова медведя. Фамильный герб. Озадаченный, я показал свою находку Калиану: мы убили знатного человека. Каковы будут последствия для нас? Его ответ был из тех, что он чаще всего давал мне, независимо от вопроса: улыбка.
Ялена, красавица с ледяными глазами, защищала себя лучше всех. Вместо того, чтобы попытаться сбежать, как другие, она подстерегла нас в коридоре. Борьба между ней и Калианом длилась с минуту, но учитывая легкость, с которой он отбивал ее атаки, я предполагаю, что он просто развлекался. Когда внимание женщины на долю секунды ослабло, Калиан тут же глубоко загнал кинжал ей в живот. Она упала, с трудом дыша и тщетно пытаясь удержать темную кровь, льющуюся из раны. Она открыла рот в попытке что-то сказать, но шанса сделать это не получила: сильным прицельным ударом Калиан отделил ее голову от туловища. На миг он зажмурился из-за переполнявшего его лицо блаженства, а градус тепла в комнате повысился до такой степени, что я едва мог стоять.
Спустя еще пять минут Контис также издал свой последний крик. Как и другие, он умолял о пощаде, клялся, что исправится, сулил нам золото и женщин.
Спустя еще мгновение мы сбежали из полумрака Подгорода.
|
|
|
|
Конский слесарь во славу Шеогората
| Почётный житель |
| Сообщений | 715 |
|---|
| Награды | 7 |
|---|
| Репутация | 46 |
|---|
| Пол | Мужчина |
|---|
|
28 Августа 2017 в 19:47. Сообщение # 8
|
|
Мясник из Арка, том VIII: Маски
Прошло три месяца, прежде чем Калиан счел меня достойным пройти ритуал, который сделал бы меня полноценным братом Черных весов. Он спросил, действительно ли я хочу выбрать этот путь теперь, когда узнал о его истинной природе. Тот факт, что я остался, сам по себе был ответом. В конце концов, а что я еще должен был сделать?
Я оставил свою старую жизнь, убегая от непонятного мне страха, для того, чтобы выяснить, откуда он взялся. Как бы абсурдно это ни звучало, мне казалось, что я нашел правильный путь в Калиане и Огне.
Мы рождены, чтобы служить Весам, - сказал он мне однажды вечером. Но от нас самих зависит осознание нашего предназначения. Он сам был сыном знатного человека, как он поведал мне. Хотя, в отличие от меня, он помнил первые годы своей жизни, у него всегда было смутное ощущение того, что ему суждено быть кем-то другим. В его разуме тоже было сокрыто что-то, чего он не мог объяснить, и у него также были эти мимолетные моменты, в которые это нечто пересекало границу его сознания. Опыт его первого очищения стал решающим. Враждебная семья, чтобы отомстить, наняла убийцу. Она оделась как прислуга и вошла в его комнаты, но он распознал маскировку и победил ее. Нектар из ее грехов стал его первым шагом.
Он не планировал рассказывать мне о других препятствиях, ожидавших его после того случая. Я знал лишь о том, что сам собирался преодолеть. Я не возражал против неизвестности в ходе длительного ожидания. Я многому научился, и впервые в жизни я почувствовал себя кем-то особенным. Какими глупыми казались мне все люди на улицах! Они, преисполненные невежества, жили своей обычной жизнью, молились богам и верили, что следования Пути и добродетели будет достаточно, чтобы защитить их от бездны. Увы, как же они заблуждались! Не было никакой высшей власти, которая освободила бы нас от обязанности самим избегать греха. Только мы одни решали, когда сдаться и когда ослабить сопротивление.
Люди не хотят нести ответственность за себя, мой друг, - однажды сказал мне Калиан. - Они никогда этого не делают.
Все больше и больше я начинал смотреть на мир, как на игровую доску. Звезды, природа или боги, чуждые нам, установили правила и теперь восхищенно наблюдали, как человечество изо всех сил старается следовать им. Была ли у них сила, чтобы убрать искушение и грех с пути этого мира? Я не знал. Однако, зло не должно одержать верх, и поэтому мы были теми, кем мы были.
Это было возвышающим чувством - быть зрячим человеком среди слепых. Как много раз в моей прежней жизни я чувствовал себя беспомощным и злым из-за того, как мало справедливости видел в нашем мире. Сколько раз - даже в моем маленьком поселении - я видел, как виновный и грешный человек уклонялся от справедливого наказания благодаря положению, репутации и золоту, в то время как бродягу бросали в темницу за кражу курицы. Эти случаи озлобляли меня, но я думал, что просто так устроен мир. Черные весы, тем не менее, изменили все, и мысль о том, что я являюсь их частью, наполняла меня триумфом и эйфорией, которые я, в некотором смысле, был неспособен постичь. Было ли это причиной моего беспокойства? Всегда ли я, Джаель, сын Кожевника, чувствовал свое истинное предназначение? Нести справедливость в мир?
Даже сейчас, после того, как я осознал все безумие Весов, я не могу ответить на этот вопрос. Я просто знаю, что тогда оно казалось правильным.
Мы, братья Весов, не выбирали наших жертв произвольно, как вы могли подумать. Когда испорченный становился ответственным за слишком большое количество грехов, участнику, выбранному для убийства, сообщали о "миссии" в письме. Я никогда не понимал, как эти письма всегда находили адресата, вне зависимости от места и обстоятельств. В них содержалось только две детали информации: рисунок и имя. Остальное - сбор дополнительной информации и планировании убийства - было задачей избранного.
До моего испытания Калиан получил четыре таких письма, и я стал свидетелем трех убийств.
Вы могли задаться вопросом, почему я пишу об этом с такой небрежностью, но как я уже сказал: Практически не существует обстоятельств, к которым человеческий разум не смог бы адаптироваться. И мой приспособился к очищениям. Они всегда были оправданными, хотя и казались жестокими. Все люди, которых мы убили, были испорченными и сумели скрыться от правосудия с помощью богатства или хитрости. Но от нас они скрыться не могли. Весы были старше Эндерала, Рожденных светом, может быть, даже старше потоков. Никто не знал, какой принц, бог или бесформенная сущность дергала за ниточки, и никто не знал, чем избранные отличались от обычных людей.
Даже если бы я мог узнать, я никогда не задавался этим вопросом. Меня не интересовало, почему я встретил Калиана и откуда это странное видение происходило.
С огнем в моей крови я больше не был просто кем-то. Я был особенным.
~
Именно это я чувствовал, когда сидел рядом с Калианом в экипаже три луны спустя. Мне сказали, что время пришло. Теперь я стал достоин.
Достоин... Я хотел выглянуть в окно, но вспомнил, что стекло закрывала черная ткань. Ни один луч света не проникал снаружи в кабину, свет исходил только от фонаря на потолке.
- "Ты должен привыкнуть к этому", - сказал Калиан. - "Даже я не знаю месторасположения бастионов".
- "Бастионов?"
- "Крепостей. Их храмов. Они есть на каждом континенте, но никто не знает, где они находятся".
Я кивнул. - "Если бы я был шпионом, я мог бы раскрыть их прикрытие".
- "Не мог бы", - ответил Калиан. "Черные весы нельзя разрушить, как нельзя избавиться от запретной мысли. Ты можешь запретить их законом, ты можешь сжечь о них все письменные упоминания, но они никогда не исчезнут. Это испытание не является испытанием твоей преданности", - продолжал он. - "Если бы ты не был верен, я бы давно убил тебя".
- "Тогда с чем оно связано?"
- "С границами". Он остановился на мгновение, как будто подбирая слова. "Ты можешь считать, что уже пересек их, но это не так. Глубоко внутри", - показал он указательным пальцем мне между глаз. - "Они еще существуют".
- "Мы полностью подчинены Весам, мы отличаемся от других людей, Джаель".
Я кивнул. - "Огнем".
"Да, огнем. Но не ошибусь, если скажу - ты не все знаешь о нем. Ты руководствуешься его силой, ты чувствуешь его голос внутри себя, и ты вкусил грехи одержимых. Однако, это только часть того, что представляет собой истинный служитель Весов".
Живот зачесался, как будто огонь одобрял слова Калиана. А его слова повторялись в моей голове. Я чувствовал, что между мной и моим приятелем - и наставником - по-прежнему сохранялся большой разрыв. За исключением очевидного - его искусных убийств и уверенности в себе - было что-то еще, чего я не мог объяснить. Чем чаще я думал об этом, тем больше понимал, что это что-то в его взгляде, в том, как он смотрит на мир. "Ясность" - вот то слово, которое пришло мне в голову.
- "И что именно это?" - наконец спросил я.
- "Безграничность", - ответил он. - "Абсолютная преданность".
Когда он увидел мое озадаченное лицо, он улыбнулся. "То, что ты искал всю свою жизнь, но не находил. То, к чему мы все стремимся, но лишь немногим суждено испытать". Он откинулся назад и скрестил ноги. "И у тебя есть возможность стать одним из них".
Я никак не отреагировал, так как знал, что Калиан не хотел - не мог - рассказать мне больше.
Примерно через час мы прибыли. Помалкивающий извозчик, который забирал нас вечером также молча, открыл дверь, держа кусок черной ткани в правой руке. Снаружи я не мог рассмотреть ничего, кроме ясного света звезд. Калиан взял ткань обеими руками.
- "Мне жаль, но это необходимо".
Я понял, что он собирается сделать, и не сопротивлялся. Ткань бесшумно скользнула на голову, и все стало кромешно-черным. Затем Калиан взял мою руку и вывел меня наружу. Я услышал скрип под ногами, когда пошел. Снег.
- "Идем", - послышался голос моего приятеля, и я почувствовал, как он легко потянул меня за левую руку.
Я последовал за ним.
~
Примерно через полчаса я впервые вошел в Эндеральский бастион Весов. Эхо от наших шагов означало, что мы вошли во что-то типа пещеры. Несколько мгновений спустя звук других голосов смешался с нашими. Мне сказали сесть. Ткань с моей головы сняли, но приказали не открывать глаза, пока я не услышу звон колокола. "Смотри внимательно", - прошептал Калиан перед тем, как голоса и шаги удалились, и большая дверь закрылась.
Я послушно держал глаза закрытыми. Прозвучал четкий звон.
Я находился в большой круглой комнате с высокими стенами и куполообразным потолком, напоминавшей часовню. Она была пуста, за исключением многочисленных подсвечников, источающих багровое пламя, и симметричных колонн с высокими и точно разреженными сводами, ведущими на другую сторону. Только оглядев комнату еще раз, я заметил картины на стенах.
Они отличались от тех, что обычно висели в эндеральских храмах. На них не изображались святые или двенадцать этапов путешествия первооткрывателей. Всего было девять разных полотен. Я повернул голову влево, чтобы рассмотреть картину, висящую рядом со мной.
На ней был изображен атлетичный мужчина, стоящий на неровной каменной дороге, ведущей на вершину горы. Не считая набедренной повязки, он был нагим. Окружающий пейзаж был скуден, подобно тундре, и ровно освещен ярким и чистым лунным светом. Мужчина отводил свой взор от луны. На нем была простая стальная маска. Она не имела украшений, только две узкие прорези для глаз, но что-то в ней меня завораживало так, что я не мог описать. Она казалась... безупречной. Каждый мускул на теле мужчины был напряжен. Он протягивал обе руки к небу, будто бы ожидая божественного благословения. Прошло много времени, пока я разглядывал картину. От нее исходило нечто, что я назвал бы аурой, и это заставляло меня чувствовать одновременно радость и волнение. Несколько минут спустя я заметил небольшую надпись в нижнем углу картины. Я прищурился, чтобы прочесть ее. Возрождение.
Я задержал свой взгляд на полотне еще на несколько мгновений, затем, нахмурившись, отвернулся. Картина была удивительной, но я должен был пройти испытание, хотя еще не понял, в чем его суть. Поэтому я снова обратил свой взор вперед и начал ждать.
Однако ничего не произошло. Я начал беспокоиться. Чего от меня ждут? Я неуверенно обернулся - стальная дверь была закрыта. Может быть, я должен доказать свое терпение, - попытался я успокоить себя. Я снова опустил глаза и попробовал медитировать, как научил меня Калиан. Прошло пять минут. Десять. Ничего.
Мой желудок заурчал, и я обозвал себя дураком, потому что ничего не поел перед нашим поспешным отъездом. Разомну-ка я ноги - уверен, что никто не будет возражать. Мои коленки захрустели, когда я встал. Икры затекли от долгого сидения. Я осторожно и медленно прошелся по комнате, как будто мои наблюдатели могли обидеться на любое резкое движение. Я надеялся избавиться от неизвестности, например, появлением какого-нибудь странного, таинственного голоса или другого человека.
Но все было напрасно. Прошло два часа, но, казалось, что даже пылинка не сдвинулась с места в этом сакральном зале. Только потом я понял, что никто не собирается появляться. Неважно, что это было за испытание, ожидалось, что я буду действовать самостоятельно. Но что я должен сделать? Я был уверен, что прохождение испытания не связано с дверью позади меня. Поэтому я попытался найти в комнате скрытую подсказку.
Я начал чувствовать себя беспомощным. Что это было? Какое-то испытание моей силы воли? Какой-то бред, - думал я сердито. Я подавил желание вернуться к двери и постучать. Что они делают с теми, кто не прошел испытание? У меня была идея, но я не горел желанием проверить ее. Калиан должен был предупредить меня, - думал я с горечью. Или должен был, как минимум...
Смотри внимательно.
Я остановился. Было ли это подсказкой? Но к чему? Комната была пуста. За исключением... картин. Конечно, как я мог быть так слеп? Я воспринимал полотна просто как украшения. Какой ключ к испытанию может быть скрыт в них?
Я торопливо повернулся и остановился перед картиной справа от двери. Если картины связаны и картина "Возрождение", висящая слева и изображающая мужчину, является последней, то эта должна быть первой. Я неуверенно оглядел полотно. На ней тоже был изображен мужчина, нагой, но смотрящий на зрителя. Он был в маске, как и человек на "Возрождении", и хотя он выглядел менее атлетичным, по-видимому, это был тот же мужчина. Однако, маска отличалась. Она была сделана из тонкой, телесного цвета ткани и выглядела, скорее, как вторая кожа, жесткая и потрескавшаяся, как у умирающего старика. Я отвел взгляд с чувством отвращения, которое я не мог объяснить, и осмотрел остальную часть картины. Сначала я подумал, что отражающая поверхность, на которой стоит мужчина, это пол из полированного камня, но потом понял, что это обычная вода. Пространство вокруг мужчины было заполнено клубами тумана, и только несколько сосен, сюрреалистично плавающих в воде, заполняли пейзаж. Что это должно означать? Я мгновенно влюбился в искусную кисть художника. Картины были написаны масляными красками, но казались странно живыми. Сколько художников в мире обладали таким мастерством? Не так много, я полагаю. На этой картине также была надпись. Лимб. Я нахмурился. Чародеи называют лимбом состояние срыва после перенапряжения умственных способностей. Я поразмыслил о названии, и, покачав головой, пошел ко второй картине.
Сюжеты картин были искусно переплетены друг с другом. Вторая картина возникла из тумана первой, на ней было изображено небо с высоты птичьего полета. Облака были похожи на клубящийся дым, купающийся в румяном свете бледно-красного горизонта. В середине был силуэт человека: он свисал с неба на шелковых нитях, как марионетка бога солнца, и его рот был широко открыт, как будто он кричал. Эта картина, как и предыдущие, называлась загадочно: "Омовение". Слово вызвало во мне воспоминания. Не читал ли я про ритуал с таким названием? Да... Я утвердился в собственных мыслях: Кочевническое путешествие киранийцев, когда они направлялись на поиски Красной горы. Прежде чем отправиться, они должны были совершить символическое очищение в одной из своих священных рек, предположительно для того, чтобы смыть себя прежнего. Новое начало, так сказать, духовное очищение. Может ли это быть смыслом картины?
Я быстро огляделся. Я все еще был один. На следующей картине, которая была также связана с предыдущей, голый мужчина, промокший и весь покрытый грязью, волочился к берегу, вероятно, из окутанного туманом моря. Она называлась "Первый камень". Солнце озаряло тело человека, и его же свет стал фоном для следующего полотна, которое пробудило во мне чувство стыда. На нем выброшенный на берег мужчина, выглядевший уже более атлетичным и упитанным, занимался любовью с женщиной. Его кожа лоснилась от пота и капель крови, искрящихся на его груди. На нем была маска из ткани, открывающая низ лица, на котором можно было увидеть дьявольскую усмешку. Женщина, с которой совокуплялся мужчина, находилась к нему спиной. Она была изображена нетрадиционно. Ее длинные переплетенные волосы разметались по спине, как потоки черного жемчуга, а изо лба торчали два рога. Лицо ее было нечетким. Окружение пары напоминало бойню. Повсюду на земле пестрели лужи крови, а в ногах мужчины лежал труп. Я присел и прочитал название картины: "Первое пламя".
Как только я прочел последнее слово, пелена словно спала с моих глаз.
Да, Джаель... Это развитие, - пронеслось у меня в голове. Трансформация.
Я не имел ни малейшего понятия, было ли это сделано случайно или намеренно, что на первой картине мужчина идет сквозь клубы тумана. Но не было никаких сомнений. Это был я до того, как мне явилось видение, когда я жил серой однообразностью, называя ее своим домом и всегда осознавая, что моя жизнь отличается от моего истинного предназначения - тогда я жил в "лимбе". Картина "Омовение" подразумевала не что иное, как видение, которое вырвало меня из этой жизни, "Первый камень" - мой побег из Туманного. А "Первое пламя", - холодная дрожь пробежала по моему позвоночнику, - было моим первым убийством.
Я посмотрел на следующую картину. На ней был изображен мужчина, сидящий перед иссохшим фонтаном во внутреннем дворике храма, который зарос побегами. Вместо маски из ткани теперь на нем была маска из тонкого, как лезвие, металла, по-прежнему открывающая нижнюю часть лица. Рядом с ним сидела женщина с огненно-рыжими волосами. Картина называлась "Спутник", и я сразу понял ее значение. Хотя Калиан и не был женщиной, и наш первый разговор произошел не среди прекрасных руин, но, без всякого сомнения, именно Калиан был тем, кто спас меня от хаоса, с которым я столкнулся после первой встречи с Огнем. Все это не случайно. Знал ли Калиан, что я потенциальный брат Весов, что Огонь бежит по моим венам? Вспоминая его любопытный взгляд, когда я вошел в таверну, предположим, что так оно и было. Если предыдущие картины показывали этапы моего развития, то последующие могут помочь мне пройти испытание!
Очнувшись от раздумий, я продолжил осмотр. Я уже догадывался, что будет изображено на следующей картине, и мои предположения оправдались. Она называлась "Огненный дождь", и на ней были запечатлены неизвестный мужчина и рыжеволосая женщина на поле боя. Его маска теперь казалось более массивной, а мрачное небо, затянутое зловещими тучами и пронзенное тремя угасающими лучами солнца, создавало на изображении атмосферу катастрофы. Мужчина и женщина стояли спина к спине. Лицо женщины выражало вожделение и агрессию. Окровавленные тела с асимметричными и безэмоциональными лицами были разбросаны по всей земле. Без всякого сомнения, картина символизировала инцидент в Подгороде, как сказал бы Калиан. На следующем полотне женщина протягивала руку мужчине. Если бы я не видел предыдущих полотен, я бы, наверное, счел это безвкусным. "Время отдыха". Мое сердце бешено колотилось. Параллели между картинами и произошедшими с мной событиями заканчивались здесь. После полотна "Времени отдыха", которое в некотором смысле обрисовывало мое "обучение" у Калиана, я должен был подойти к испытанию. Разгадка должна была содержаться в двух оставшихся картинах. Когда я посмотрел на следующее полотно, скрытое в тени колонн, мои веки отяжелели, а меня начала пробирать легкая дрожь. "Настоящее".
Мужчина находился в круглой комнате. Его лицо и сейчас покрывала металлическая маска, но в свете свечей, освещающих зал, было отчетливо видно, что металл не идеален. Нет... Лицо мужчины все еще было вполне различимо снизу, и оно выглядело слабым. Я почувствовал, как внутри меня, необъяснимо, начала нарастать волна отвращения. Обнаженный мужчина стоял на коленях посреди большого зала, его болезненное и грустное лицо было обращено к потолку, а его ослабевшие руки свисали по бокам. Его тело было гладким и блестящим, а кожу покрывали коричневые пятна. Что...?
С осознанием пришла паника.
Я уставился на картину. Сначала я не мог поверить своим глазам. Когда я пригляделся, мои сомнения были стерты точными мазками кисти. Мои первые выводы оказалось ошибочными.
Пятна, покрывающие тело мужчины, были не коричневыми, а красными. Это были не следы грязи, это была кровь.
Она вытекала из горизонтального разреза на горле человека. Теперь я заметил и небольшой предмет, лежащий слева от него, который, несомненно, выскользнул из его ослабевшей руки - кинжал.
Я невольно отвернулся и отступил назад. Нет, - подумал я. Нет. Не нужно было никаких дальнейших размышлений, чтобы понять послание картины. Я должен был убить себя.
Трудно сказать, что я чувствовал в тот момент. Дольше всего я не решался раздеться донага, как мое нарисованное масляными красками альтер-эго, но после минуты обдумывания я сделал это. Мне пришлось. Мне отнюдь не хотелось вставать на колени посреди комнаты, словно верующий, ожидающий благословения, но я сделал и это. Никогда в жизни я не чувствовал большего страха. Я поднес кинжал к своему горлу. Мое внутреннее ухо услышало отвратительный, рвущий звук, вызванный воспоминанием о моем первом убийстве. Нет... ни один человек в здравом уме не стал бы использовать нож на себе - с трясущимися руками, закрытыми глазами, в холодном поту, как ребенок, пытающийся проснуться от кошмара. Однако человек в здравом уме не последовал бы за видением. Человек в здравом уме принял бы наказание на конюшне, отделавшись несколькими ушибами и переломами. А Черные весы не выбрали бы человека в здравом уме.
Я закрыл глаза и сжал трясущейся рукой рукоять оружия. В тот момент я не хотел ничего, кроме как проснуться от этого нелепого кошмара, чтобы холодная сталь упала на землю, а я встал и каким-то образом сбежал...
Безграничность...
Я сделал надрез.
MarcArnchold - Понедельник, 28 Августа 2017, 20:31
|
|
|
|
Конский слесарь во славу Шеогората
| Почётный житель |
| Сообщений | 715 |
|---|
| Награды | 7 |
|---|
| Репутация | 46 |
|---|
| Пол | Мужчина |
|---|
|
28 Августа 2017 в 20:05. Сообщение # 9
|
|
Мясник из Арка, том IX: Восхождение
Первое, что я почувствовал, было изумление. Боли не было, хотя я определенно ощущал разрез на своем горле. Вместо этого меня наполняла спокойная уверенность. Я сам себя убил.
Я ждал с закрытыми глазами.
Боль взорвалась ровно через двадцать семь секунд. Я попытался крикнуть, но произвел только сдавленный хрип. Я упал и перекатился на бок, прижав колени к груди, как замерзший ребенок.
Спустя девяносто шесть секунд все стало видеться, как через грязное темно-красное стекло, а мое тело ослабло. Красная лужа подо мной выросла до размеров человека, и я спросил себя, так ли чувствовали себя многочисленные животные, которых мой приемный отец или его поставщики убивали ради красивого меха. Когда прошло сто пять секунд, я ощутил, как жизнь начала таять, и появилась приятная сонливость. Было бы хорошо просто закрыть глаза и заснуть на веки вечные, в мире и покое... После ста пятидесяти секунд я перестал считать.
И проснулся.
Первое изменение, которое я заметил, было трудно описать. Хотя комната вокруг меня осталась той же самой, я чувствовал, что в ней что-то не так, как если бы уродливый человек пытался скрыть свое истинное лицо под маской. Другое изменение имело физический характер, и я заметил его, только когда инстинктивно положил правую руку на грудь. Мое сердце больше не билось. Я в недоумении проверил шею. Порез никуда не делся, только кровь прекратила течь. Мое зрение вернулось в норму, а ум прояснился. Когда я оглянулся, то заметил третье изменение.
Картины ожили. Туман в "Омовение" кружился вокруг. Молния, нарисованная масляной краской, вспыхнула на горизонте и исчезла в молочной серости спустя мгновение. Человек же левитировал то вверх, то вниз, качаясь, как утопленник в волнах океана. Я был неспособен понять то, что я вижу, и перевел взгляд на "Первый камень" и "Первое пламя". То же самое. Все картины двигались. Солнечные лучи с полотна "Время отдыха" ослепляли меня, а густая кровь медленно текла из шеи человека на картине, изображавшей испытание. Какое-то время ничего не происходило. Затем я услышал звук рвущейся ткани, и в тот же момент все лица нарисованных мужчин в масках оглянулись в мою сторону. Они все уставились на меня, и, несмотря на то, что их маски частично скрывали их глаза, я почувствовал их пристальный взгляд на себе, как темную силу. Я должен был испугаться, но вместо этого огонь внутри меня начал искриться и пробуждаться. Они не хотят навредить мне, - пронеслось в моей голове. Они хотят направить меня.
Я смотрел, как фигуры покидали свои картины. С них стекала жидкая краска. На мгновение они замерли. Затем в ногу двинулись ко мне. Их шаги были бесшумны. Только капающая краска издавала сюрреалистический звук, который я не смогу описать. С каждым сделанным ими шагом искра внутри меня разгоралась сильнее. Они остановились, образовав вокруг меня круг. Потом они все подняли свои правые руки и положили их на свои лица. Я осматривал фигуры медленно и уверенно, стараясь не пропустить ни единой детали, и чувствовал, как менялись мои эмоции. Я презирал худого человека с картины "Лимб". Как слаб он был, и как жалок. Во мне возникала надежда, когда я глядел на человека с полотна "Первое пламя". Человека с "Возрождения", картины, которую я рассматривал первой, я боготворил. Он излучал достоинство и силу, подобных которым я ранее никогда не ощущал. Ничто не могло проникнуть через холодную сталь его маски. Он преодолел границу. Он был совершенен.
Огонь уже заполнил каждую часть моего тела: руки, ноги, грудь и чресла. Ты выбрал правильный путь, - услышал я шепот внутри себя. - Теперь можешь идти.
Я вздохнул, подобно мужчине, который держит в своих руках возлюбленную после долгих лет разлуки. Затем кивнул масляным фигурам.
Они сняли свои маски, и я закричал.
[В этом месте некоторые страницы были аккуратно вырваны из оригинальной рукописи]
... снова открыл свои глаза. Абсолютно голый я лежал на теплом каменном полу зала, но больше не истекал кровью. Моя рука тотчас же дернулась к горлу. Рана исчезла, хотя кровь все еще ощущалась на шее и груди, а также виднелась на полу. Одновременно с облегчением и потрясением, я открыл рот, хватая им воздух. Затем я лег на пол и уставился в потолок. Согревающее, пылающее чувство наполнило мое тело. Я прошел испытание. Я знал это так же хорошо, как и то, что увиденное мной под масками моих нарисованных копий будет преследовать меня до конца моих дней. Звук недоверия, который задумывался, как смех, покинул мое горло.
Я сделал это. Я понимал это.
И теперь я был братом Весов.
Ощущение силы выросло внутри меня, как только я подумал об этом. Эта сила отличается от той, которой управляют чародеи, когда позволяют случайностям стать правдой, или той, которой управляют шаманы, когда связываются с миром призраков своим песнопением. Магия Весов был другой, чистой, безупречной.
Я с усилием повернул голову и посмотрел на картины. Мужчина в маске исчез. Я не был удивлен.
Встав на ноги, я почувствовал одолевающую меня сильную усталость. Я оделся и поднял с пола свой кинжал. Кровь на клинке была еще свежей. Долгое время я не мог оторвать от нее взгляд. Потом я вытер кинжал начисто о штаны и вложил его в ножны. Спустя еще минуту я покинул зал.
Ох, каким полноценным я чувствовал себя в тот день.
~
Моя летопись заканчивается, и я не хочу тратить время на ненужные рассказы. Время бежит быстрее, чем чернила сохнут на бумаге, а я был сильно измотан событиями последних дней. После прочтения предыдущих страниц меня переполнил гнев. Как же мои описания были неуместны, а мысли хрупки. Я могу лишь надеяться, что их будет достаточно.
Позвольте мне начать заключительную часть с некоторыми исправлениями. Вопреки утверждениям некоторых людей, я не беспринципный убийца. Все, что я написал до сих пор, является правдой, насколько бы странной она ни казалась. Черные весы выбрали меня задолго до того, как я узнал об этом. Они нашли меня, дали мне испробовать свою судьбу и сделали меня одним из своих членов. Была одна вещь, в которой Весы были непогрешимы:
Все люди, которых они убили, были испорченными. Они грешили, были повинны в преступлениях, они были злыми - называйте это как угодно.
Сначала я убеждался в этом перед каждым убийством. Позднее для меня достаточным стало и наличие поверхностных доказательств. Весы не ошиблись ни разу, какими бы непримечательными ни были цели. Они все были грешниками.
Так что не тратьте времени на размышления о том, были ли мои жертвы невинными. Ибо они таковыми не были. Лучше спросите себя: правильно ли было убивать их?
Тогда я полагал, что это правильно. Учения Весов направляли меня и были очень просты: у нас есть выбор. Мы сами решаем, приглашать ли демонов совершением грехов. Мы сами решаем стать ли испорченными. Мы же, избранные Весами, наказываем тех, кто слаб. Не всех из них, но достаточное количество. Достаточное - для того, чтобы защитить невинных; для того, чтобы страх проник в сердце грешника; для того, чтобы уберечь мир от окончательной испорченности.
Я и сегодня помню ту гордость, которую я чувствовал, когда вышел к Калиану и другими с усталой улыбкой. Присутствовали не многие, может быть, десяток, а может и меньше. Не было аплодисментов или приветствий, так как это было лишним. Все эти мужчины и женщины знали, что я видел и что сделал.
И все же, я был удивлен, когда Калиан сказал мне, что пора возвращаться в Арк. Я коротко обменялся рукопожатием с членами, имевшими внутри Огонь, как и я, а потом я уже снова сидел в затемненном экипаже, растерянный, измученный, но полный гордости. Калиан не ответил на мой вопрос о том, почему нам пришлось так быстро уехать.
Даже сегодня многие подразделения Весов остаются для меня загадкой, и каждый раз, когда я размышляю о них, я понимаю, как мало я знал. А сколько должен был? Даже шесть месяцев спустя, когда я предал Весы, было наивно полагать, что выживание в испытании было всем, что представляли собой носители Огня. Нет... было гораздо больше всего. Иерархия, ритуалы, сказания... ничего из этого мне никогда не узнать.
В Арке все быстро завертелось. Калиан учил меня искусству боя на мечах и важности регулярных медитаций. Прежде я не чувствовал от них такого эффекта. Каждое утро я ощущал себя более бодрым и более сильным. Я смеялся над людьми, окружавшими меня, над их неуклюжестью и вялостью. Все вокруг казалось мне таким ясным! Всего три дня спустя Калиан вручил мне запечатанный документ, в котором мне впервые было приказано убить во имя Весов. Я бы хотел сказать, что до сих пор помню всех своих жертв, но это не так. Единственные воспоминания, никогда не меркнущие, это те, что о нектаре. Процесс всегда был одним и тем же: получив имя жертвы, я начинал изучать ее и конкретизировать план. Черные весы обеспечивали меня всеми необходимыми мне ресурсами - золотом, оружием, ядом - когда я просил их об этом в письме, которое я тайно передавал извозчику. Оказавшись наедине со своей жертвой, я убивал ее и поглощал ее воспоминания. Потом я заметал следы. Многие люди восхищаются моим "коварством" и моими "искусными планами", поскольку меня ни разу не поймали. Однако, я не считаю себя особенно умным или хитрым. Я, может быть, и имел определенный талант к убийству, но я совершил и много ошибок, которые могли бы стоить мне жизни. Весы защищали меня.
С каждым успешно совершенным мною убийством Калиан все больше и больше отдалялся от моей жизни. Он был наставником, и его долг был исполнен. Сначала я сожалел об этом и скучал по его обществу, но со временем начал наслаждаться тишиной и одиночеством. У меня было достаточно золота для исполнения всех своих повседневных желаний, и я был удивлен, как быстро вино и продажная любовь утратили свой вкус. Осенью 6291 года, спустя четыре месяца после моего испытания, свои вечера я, в основном, проводил в одиночестве, сидя в своей комнате в таверне или прогуливаясь на природе или по городу. Я коротал время, наблюдая за людьми. Как же мало внимания на меня обращали. Моя неприметная отвратительная внешность никому не напоминала стереотип наемного убийцы: высокого и атлетичного мужчину в капюшоне, закрывающем лицо и злобную улыбку. Я наслаждался анонимностью и ролью, которую мне приходилось играть. Я считал себя тихим странником и слугой правосудия, который вычеркивает испорченных из бытия, как летний ветер срывает засохшие листья с деревьев. Легкой ношей мою участь назвать было сложно - никогда больше я не смогу воплотить мои обыденные мечты, никогда больше я не смогу по-настоящему кого-нибудь полюбить. Но все же я был частью чего-то, без чего наш мир провалился бы в бездну, прогнил бы из-за грешных людей.
Остальные были слепы. Но я видел.
Я никогда бы не предположил, что так скоро все изменится.
День начался как любой другой. Я пробудился до рассвета после сна без сновидений и чувствовал приятный покой, когда вставал. Я обосновался в таверне недалеко от городских ворот. Суматоха после моего недавнего убийства уже утихла, и никто не спросил меня о моем Пути или происхождении, когда я платил за свою комнату сразу на три недели вперед из заполненного медяками кошелька. Мой взгляд задумчиво блуждал по уютной комнате и остановился на потухшем камине.
Я зевнул и потер глаза. Когда это случится снова? Снег лежал высоко на деревьях, но начал таять на солнце. Скоро придет весна, - подумал я, взгрустнув. Я представил себе детей, бегущих через цветущие луга, и ремесленников Арка, собирающихся под зелеными дубами в саду таверны. Впервые за долгое время мне захотелось компании.
Я помедитировал, разжег огонь и скудно позавтракал. Покидая комнату для прогулки, я заметил в просвете под дверью письмо, перевязанное красным узлом. Я сразу узнал его: оно пришло от Черных весов. С радостным чувством предвкушения, сменившим мое мрачное настроение, я опустился на колени, взял пергамент и развернул его. Я прочитал его букву за буквой и повторил после окончания. Затем бросил его в огонь. Когда письмо превратилось в пепел, у меня появилось чувство беспокойства, которое я не могу объяснить даже сегодня. Оно отличалось от унылой тревоги моей прошлой жизни, которую я отгонял и которая, как я успел заметить, всегда возвращалась, когда я начинал сомневаться в правильности своих деяний - но оно, тем не менее, было с тем же оттенком. Я проигнорировал его, зажег свечи и сел за небольшой деревянный стол у окна, чтобы придумать план.
Через три дня я покинул таверну на недавно приобретенной лошади. Весна уже приближалась, но дни еще были короткими, а я планировал возвратиться в Арк до темноты, что я и сделал. Я отдал свою лошадь конюху в оживленной таверне, швырнул ему медяк и прошел внутрь.
Вернувшись в свою комнату, я разложил на кровати инструменты для предстоящего очищения, как ножовщик на рыночном прилавке. Моя цель, молодой человек, была легкой добычей, я чувствовал это, и поэтому был волен выбирать. Я решил взять свой длинный кинжал, который я использовал, помогая Калиану в борделе. Потом я обдумал свой план. Незадолго до полуночи я покинул таверну "Танцующий кочевник".
Ночь была звездной и довольно теплой. Тающий снег падал с крыш с глухим звуком. Согласно полученной информации, я мог найти свою цель в знатном доме на одной из самых дорогих улиц города. Это всегда богатые, считающие себя выше других, - с горечью думал я, когда подошел ко входу в квартал знати. Я показал свои документы стражникам, и они пропустили меня с поклоном. Если бы они только знали. Вскоре я прибыл к месту назначения. Как и все дома в квартале знати, этот был поразителен. Он был окружен высокими стенами с каменной аркой над воротами. Ворота были закрыты, но за ними виднелась аллея, ведущая ко входу в огромный дом. Две башни на восточной и западной стороне придавали ему схожесть с замком. В моей прежней жизни размышления о стоимости такого роскошного дома заставили бы меня осесть на колени, но теперь я лишь окинул его холодным взглядом. Я не заметил стражников, но мерцающий свет в сторожке указывал на то, что там кто-то был. Я должен был учесть это. Я дважды обошел вокруг поместья. Позади поместье ограждала Королевская скала, а по бокам располагались два других знатных дома. У западной стены на расстоянии нескольких метров от места, где стена сливалась со скалой, я нашел то, что искал. Наконец-то. В животе начало покалывать, и угли начали разгораться.
Место, выбранное мною для плана, была изящная скамья на берегу реки Мальфаса, величественно текущей через ночной пейзаж. Оттуда открывался отличный обзор на ворота поместья грешника. Было холодно, но я не мерз. Седой мужчина и молодая женщина прошли мимо, улыбнувшись мне. Я улыбнулся в ответ.
Затем аллея, ведущая к поместью, с громким грохотом разразилась пламенем. Холодная дрожь пробежала по моей спине, а лоб покрылся испариной.
Реакция, на которую я рассчитывал, не заставила долго ждать. Сначала огонь заметила пара. Молодая женщина издала пронзительный крик и прижалась к своему возлюбленному. Вскоре после этого я услышал приближающийся звук ботинок по брусчатке. Запах дыма наполнил воздух, и я не смог сдержать безмолвную улыбку. Тогда я тоже сделал испуганное лицо и побежал прочь в панике, как это должно было показаться. Но в отличие от других я бежал не от поместья, а к нему. Я удовлетворенно отметил, что ворота открыты настежь. Два стражника вышли на улицу. Еще один стражник вышел из сторожки, беспомощно глядя на других стражников и на горящие деревья, освещающие ночь, как факелы на похоронной процессии. Никто не заметил, что огонь не распространяется. В мои намерения не входило вызвать крупно масштабный пожар, так как я не хотел, чтобы пострадали невинные люди. Меня интересовал только тот мужчина, который должен был умереть сегодня ночью.
Я стер с лица выражение паники, когда вошел в темноту переулка, расположенного рядом с поместьем. Я замедлил шаг и вынул железный крюк из кармана.
Я остановился у выбранного для своего плана участка стены. Высота превышала мой рост раза в три, но стена была старой и потрескавшейся. Я отыскал в ней углубления и забрался наверх с помощью крюка. Затем я лег на вершину стены, чтобы проанализировать ситуацию. Деревья все еще ярко горели, и привратник открыл ворота. Пока я смотрел сверху, двое стражников выбежали через открытые ворота, но остановились, беспомощно озираясь. Привратник что-то крикнул им, но я не разобрал что. Еще четыре человека, скорее всего, прислуга, покинули дом и присоединились к двум стражникам. Прекрасно. Я соскользнул со стены и спрятался за куст. Время пришло.
Я закрыл глаза и прислушался к пламени внутри себя. Оно было довольно и, как и я, предчувствовало приближающийся нектар. "Скоро", - пробормотал я. Затем я обратил свой взор на живую изгородь, посаженную прямо перед домом. Я ощутил жадное утвердительное покалывание. Я напряг мышцы и почувствовал, как оно разрастается по всему моему телу, проходя через ребра, шею, череп и даже глаза. Я ахнул и на секунду поплыл. Какое-то время ничего не происходило. Затем изгородь начала гореть.
Я вздохнул и улыбнулся, как бы поздравляя себя. Если бы изгородь начала гореть так же внезапно, как и деревья, наметанный глаз мог бы заметить в событиях магию. Пожар все еще казался необычным, но не колдовским.
Молодой человек первым заметил распространение огня, на что отреагировал с далеко не мужественным криком. Между тем, подоспели некоторые стражники. Они тянули за собой пожарную тележку - одно из изобретений звездников, работу которого я так и не смог понять. Непрерывное вращение ручки заставляет ее стрелять прямой струей воды из бронзовой бочки. Ее появление заставило меня поторопиться. Жители поместья, которые до сих пор проявляли нерешительность, теперь бежали по ярко пылающей аллее к воротам. Я бесшумно бросился в сторону дома и прижался к стене. Мне нужно было отыскать служебную дверь в задней части дома. В каждом большом поместье была такая, чтобы мешки с мукой, мясо и овощи для кухни не приходилось таскать через переднюю дверь. Пока я крался вдоль стены, я слышал, как вода из пожарной тележки слегка шипела в прохладе ночи. Мне следует поторопиться, - думал я, не ощущая при этом никакого волнения или паники, как в своей прежней жизни. Я положил руку на замок, вызвал огонь и смотрел, как замок тает. Затем я осторожно открыл дверь и вошел внутрь. В кладовой пахло солониной, луком и алкоголем, мне не потребовалось много времени, чтобы найти подходящее укромное место между тремя сундуками.
Я улыбнулся, глубоко вздохнул и потушил пожар. Теперь надо было всего лишь ждать.
~
Прикинув, что уже где-то три часа после полуночи, я решил начать действовать. Мой план был идеален. Каждый вел себя так, как я и предполагал - я знал это, хотя до меня доносились лишь немногие звуки происходящего.
Как и ожидалось, паника улеглась, когда огонь начал медленно угасать. Я улыбнулся, представляя себе лица стражников, когда они поняли, что пламя на верхушках деревьев не гаснет, сколько бы воды они не лили на них. Они могли пытаться потушить его до пробуждения Черного стража, - думал я. Только после моего приказа огонь начал отступать, медленно и неохотно, словно волк, вынужденный оставить убитую им добычу на поляне, не полакомившись ее мясом. Спустя три часа все голоса снаружи затихли. Затем дверь несколько раз открылась и закрылась, и после нескольких сердитых криков мужчины, безусловно принадлежавших моей цели, наступила тишина. Без всякого сомнения, искать виноватого он будет завтра, - подумал я с горечью. И обязательно кого-нибудь найдет.
Я мысленно вспомнил информацию из письма. Митумиэль Даль'Джоул, двадцать четыре зимы от роду. Убийца. Хотя данные Черных весов утверждали, что демоны овладели им всего несколько лун назад, они с ним причинили больше вреда, чем с другими за всю жизнь. Он согрешил три раза, и каждый раз оставался безнаказанным. Молодого Даль'Джоула, отец которого умер в этом году, считали импульсивным и вспыльчивым - черты, которые для любого молодого человека более низкого статуса скоро превратились бы в проблему. Кроме того, его отец, состоятельный портной, который, по слухам, легко заслужил дворянское звание благодаря коммерческим успехам, использовал свои связи, чтобы защитить сына от любых последствий. Обидно, - думал я. Возможно, тогда еще не было слишком поздно. Первое убийство было совершено в конце лета. Он задушил прислугу в своих покоях после того, как надругался над ней. В убийстве обвинили одного из его слуг. Второе убийство было совершено таким же способом в борделе. Тело молодой шлюхи обнаружили в канализации. Третье убийство произошло в результате драки в таверне. Молодой Даль'Джоул поругался с трактирщиком, обвинив его в оскорблении своего покойного отца. Посреди ссоры Митумиэль извлек нож и пырнул хозяина трактира на глазах у всех гостей. Даже если бы его вызвали для дачи показаний в Трибунал, результат был бы очевиден. Как легко можно перевернуть мир, если смазать несколько свидетельских языков золотом. Может быть, Трибунал рано или поздно приговорил бы его, но после того, как его демоны стали бы причиной смерти десятка жертв. Но именно это Весы и собирались предотвратить. Я встал и начал бесшумно действовать.
Никто не заметил меня, пока я крался через кухню и атриум, вверх по лестнице и по коридору, украшенному старыми красивыми сбруями, к покоям человека, которого намеревался убить. Так как расплавление замка огнем привело бы к неприятному запаху, я достал из кармана отмычку, и, взломав замок, вошел. Много раз я спрашивал себя, что бы произошло, если бы я лучше изучил обстановку комнаты. Заметил бы я деталь, которую с болью узнал несколькими минутами позже, сидя с окровавленными руками и бешено бьющимся сердцем из-за странного разоблачающего нектара? Может быть, все приняло бы другой поворот. А может быть, нет.
Слабый свет безлунного неба освещал передо мной мрачную обстановку. Большая, скрытая под балдахином кровать со смятыми простынями стояла в передней части комнаты. Книги, упавшие с полок, валялись на полу, а скимитар, видимо являвшийся частью декора, был вонзен в дорогой стол, как на безвкусном натюрморте. Я сморщил нос, пытаясь представить себе, что чувствовала шлюха, убитая молодым знатным человеком. Предчувствовала ли она свою участь, когда входила в комнату, в которой в каждом углу были разбросаны пустые бутылки и одежда, кричащие о неряшливости? Вероятно, да. Я представил, как она пыталась уменьшить свое беспокойство, глупо хихикая. Я посмотрел на кровать, на которой спал одержимый демонами. Он неуклюже сопел, его ноги и руки были раскиданы, как у оруженосца. Там он взял от девушки то, что хотел. Начал ли он душить ее уже тогда? Пыталась ли она все-таки успокоиться? Когда ее крики страсти превратились в настоящие крики ужаса? Я прикусил нижнюю губу и встряхнул головой, стараясь избавиться от этих неприятных мыслей. Я собирался узнать, что случилось на самом деле, хотел ли этого Даль'Джоул или нет. И я собирался насладиться этим.
Я вытащил свой кинжал из ножен. Он высунулся почти бесшумно, как змея, приближающаяся к своей добыче. Я посмотрел на свою жертву со смесью жалости и презрения. Несмотря на свои двадцать четыре года, Митумиэль Даль'Джоул имел мягкие черты лица мальчика. Редкая борода росла у него на подбородке, оставляя щеки гладкими. Его голую грудь покрывали красные прыщики, а плечи были узкими и худыми. В какой-то степени он напомнил мне себя прежнего, за исключением навязчивого запаха пота и алкоголя. "Демоны внутри тебя", - произнес я невольно.
Я открыл свою кожаную сумку и вытащил из нее черную плотную ткань. Потом я сел рядом с ним на край кровати. В полумраке я, вероятно, выглядел как мать, напевающая колыбельную своему ребенку. Я коротко рассмеялся, на что Даль'Джоул отреагировал протестующим вздохом, но не проснулся. Затем он повернулся на бок, подтянув колени к груди и скрестив руки, как ребенок. Я покачал головой. Если бы я не знал о проступках этого задохлика, я бы счел его жалким, избалованным сыном знатного человека. Но он был не одним из них. Он отдался во власть демонам, и не один раз, а много, а другим пришлось заплатить за отсутствие у него силы воли. По этой причине Черные весы и приговорили его к смерти. Я помедлил минуту, обдумывая, что он почувствует во время убийства. Потом я схватил Даль'Джоула за шею правой рукой, прижав его голову к подушке, и затолкал другой рукой кляп в его рот.
~
Он мгновенно открыл глаза. Я напряг свои мышцы, ожидая, что молодой человек попытается оттолкнуть меня. Но ничего не произошло. Я ощутил на своем носу его почти пугающе спокойное дыхание, как будто он ожидал проснуться с кляпом во рту. Его серо-голубые глаза были широко раскрыты, и он смотрел на меня с ужасом. С ужасом? Или... с покорностью судьбе? Я планировал тотчас же нанести удар ему в грудь кинжалом, который я держал у бедра, быстро и бесшумно. Но в его глазах было нечто такое, что раздражало меня, чему я не находил названия. Мгновение мы оба находились в этом странном положении. Затем Митумиэль Даль'Джоул, убийца трех невинных людей, начал плакать. Сначала его красные глаза увлажнились, вскоре заполнившись в уголках, а затем слезы покатились бисером по его щекам. Удушливые рыдания были слышны через кляп. Я смотрел на него с раздражением. Я привык, что одержимые начинали плакать или просить о пощаде, когда сталкивались лицом к лицу с наказанием. Однако, это был страх, который я видел в глазах моих жертв, а их слезы были проявлением инстинкта самосохранения. Теперь же, в его всхлипах, в его взгляде, в его слезах... в них было что-то другое. Они казались... печальными. Опустошенными. Что если он невиновен? - пронеслось у меня в голове. Что если Весы неправы? Почему, нет. Хотя, в таверне на Фермерском побережье я нашел двух человек, которые могли бы рассказать мне о его деяниях. Сомневаться в приговоре Весов было изменой. Изменой себе, Весам, своей судьбе.
Я крепче схватил его за шею. По-прежнему никакой реакции. Он сдался. Он знает, что нет никакого спасения от его одержимости демонами, и смирился со своей судьбой. На мгновение время, казалось, остановилось. Все происходило с потусторонней ясностью, как будто не существовало ничего, кроме меня и человека, которого я собирался убить. Мне казалось, что я могу слышать движение его плачущих глаз в глазницах.
Сделай это. Исполни свой долг.
С криком, который мог быть как выражением гнева, так и беспомощности, я оторвал руку от кляпа, схватил свой кинжал и глубоко всадил его в грудь моей жертвы. Его глаза расширились, светясь от облегчения, что вызвало волну ярости внутри меня. Сожалей! - промелькнуло в моем мозгу, полном гнева. Сожалей о своей слабости! Я вынул лезвие из груди, отвел его и снова ударил, на этот раз чуть ниже гортани. Я почувствовал сопротивление и нажал сильнее. Тогда Митумиэль Даль'Джоул испустил сдавленным крик, но так же не пытался защищаться. Я раздраженно извлек свой кинжал и уставился на него. Его голова свесилась на бок, а кляп выпал изо рта. Казалось, он хотел что-то сказать, но из его рта вырывался только хрип. "Почему?" - спросил я его и себя. - "Почему ты не сожалеешь?" Он не ответил. Жизнь ускользала из его тела, я чувствовал это. Его грехи, - пронеслось в моей голове. Если я потеряю его сейчас, я не смогу их увидеть. В последний раз я поднял свой кинжал и ударил его в шею. На этот раз фонтан крови хлынул на меня, и если обычно теплая жидкость на моей коже вызывала во мне триумфальное чувство, то сейчас я ничего не чувствовал. Затем огонь охватил меня, и я погрузился в темноту.
|
|
|
|
Конский слесарь во славу Шеогората
| Почётный житель |
| Сообщений | 715 |
|---|
| Награды | 7 |
|---|
| Репутация | 46 |
|---|
| Пол | Мужчина |
|---|
|
28 Августа 2017 в 20:20. Сообщение # 10
|
|
Мясник из Арка, том X: Падение
Мгновение я ничего не видел. Затем мой взгляд прояснился, и я почувствовал, как огонь наполнил мои вены. Причем одним глазом я видел реальность, как я сижу на краю кровати, и окровавленный кинжал все еще торчит в теле моей жертвы, слабо подергивающейся от предсмертных судорог. Зрение этого глаза было размыто и ограничено, как у человека, подглядывающего в замочную скважину за происходящим в другой комнате. Но другой глаз видел все более четко. Его мысли. Его воспоминания.
Я увидел коридор, выстланный красными коврами. Это был коридор, по которому я шел в комнату Митумиэля. Я услышал из его комнаты рыдания. Я сделал шаг ближе и услышал голос из ниоткуда. Он был жесток, холоден, и в нем не было ни капли любви.
"Ты никчемный". Я чувствовал, что он принадлежал отцу Митумиэля, который недавно умер.
Я пошел дальше. Рыдания становились все громче и смешивались с криками.
Мою призрачную версию встряхнуло и перебросило в другое воспоминание. Я увидел Митумиэля в возрасте семнадцати зим от роду, сидящим за большим столом, который был уставлен всевозможными блюдами. Его голова была опущена. На другом конце стола сидел его отец, чье лицо показалось мне знакомым. Рядом с ним сидела женщина, чьи глаза смотрели в пустоту задумчиво и безучастно.
"В этом мире нет места для слабаков. Почему ты этого не понимаешь?"
"Я понимаю, отец". Голос Митумиэля звучал монотонно.
"Видимо, не понимаешь, иначе бы не вел себя, как чертова базарная баба".
Изображение потемнело, и я вновь оказался в коридоре. Теперь криков стало больше. Я сделал один шаг в сторону комнаты. Еще один. И еще один. После этого новое воспоминание. На этот раз я видел, как Митумиэль стоит у двери, прижавшись к ней спиной. Казалось, он прислушивается. Мужчина и женщина кричали друг на друга за дверью, мужчина гневно, а женщина умоляюще. Мужской голос принадлежал отцу Митумиэля. Снова и снова были слышны глухие звуки ударов. Мне не нужно было видеть сцену, чтобы понять ее, как и Митумиэлю. На его лице была гримаса отвращения и гнева. Он презирал отца за то, что он делал с его матерью. Он презирал его за его поступки. Я вернулся в коридор и пошел к двери в комнату Митумиэля. Огонь горел во мне жадно и ярко, но пьянящее ощущение, которое разгоняло его по моим венам, казалось неправильным. Я должен был чувствовать ликование, но вместо этого я чувствовал... вину. Пустоту. "Нет", - прошептал я. Он убивал. Он позволил демонам завладеть собой, и случившееся должно было стать его справедливым наказанием.
Дверь в памяти Митумиэля распахнулась, и я вошел. Комната была так же разгромлена, как и та, в которой настоящий я сидел над умирающим телом, но на этот раз разбросанные страницы и книги, а также опрокинутый стол были молчаливыми свидетелями порыва ярости. Гнева. Или отчаяния? Митумиэль лежал, съежившись, на своей постели, безбородый и чистый, в отличие от человека, чье горло я только что перерезал кинжалом. Слезы высохли на его щеках, слезы - я знал это - из-за того, что отец презирал его, называя девчонкой. Теперь его глаза покраснели и, казалось, смотрели в пустоту. Он был разбит. Почему я вижу это? Я ничего не понимал из того, что происходило вокруг меня. Я ведь должен видеть его грехи, моменты, когда он позволил демонам проникнуть внутрь. Моменты, в которых он был слаб и выбрал грех и жадность, вместо того, чтобы проявить стойкость и силу. Моменты, которые сделали из него монстра, которым он был! Я решительно подошел к нему. Яркий свет ударил с треском, засвечивая изображение. Затем оно вновь стало нормальным, и ничего не изменилось.
Почти ничего. Я все еще был в комнате Митумиэля и в его голове. Но полки не были опрокинуты, и он не лежал, скорчившись, на кровати. На ней лежала открытая книга. Я наклонился и начал читать. Чернила на первой странице были еще свежими.
15-й день Кракена, 6098 от Зв.
Отец говорит, что в мире нет места для слабаков. Но он не прав. Мне потребовалось много времени, чтобы осознать это. Но я чувствую правдивость своих слов, когда пишу их. Сначала я ненавидел его за его плохие поступки, его темные делишки, "поездки" в Подгород и за то, что он сделал с матерью, без сомнения, поспособствовавшее ее смерти. То, что он лишь оскорбляет меня словами, вместо того, чтобы бить, вне моего понимания. Может быть, все-таки потому что я его сын? Я не знаю.
Как же он не смог понять эту простую истину: это он настоящий слабак. Несмотря на богатство, статус и почетность своего Пути, внутри он не более, чем отчаявшийся ребенок, пытающийся использовать свою власть для того, чтобы добиться признания и уважения. Как же легко попасть под подобный стереотип, когда мы о нем не осведомлены. Мне стыдно при мысли о вещах, которые я совершил. Это были мелочи, которые мой ум пытался оправдать, но только теперь я понял, как близко я подошел к тому же самому порочному кругу насилия и ненависти к себе, как мой отец. Почему я избил знатного мальчика? Тогда я сказал себе: потому что он относился ко мне неуважительно. Сегодня я знаю, что я всего лишь хотел доказать своему отцу, что на самом деле я сильный мужчина. И я уверен, что если бы я не понял, что одно приводит к другому, и безобидные издевательства могут привести к гораздо более худшим поступкам, то я быстро бы стал тем, кем я боялся стать.
Мой разум заключил: я буду меняться. И однажды, когда я стану порядочным человеком, которым я стремлюсь быть, мой отец поймет вероломство своих поступков.
Это есть во мне... и в нем тоже. Я верю в это всем сердцем.
Пораженный, я уставился на открытую книгу, лежащую передо мной.
Он хотел измениться.
Неужели это было возможно? Были ли его намерения столь благородны? Но как? - думал я. Он был одержим! И если демоны живут внутри человека слишком долго, пути назад уже нет. Во мне возросло чувство тревоги, и я с ужасом понял, что оно было мне знакомо. Это было ощущение обманутости, которое и привело меня к тому, чтобы оставить Туманное, предать свой Путь и присоединиться к Черным весам. И теперь оно вернулось снова.
Я услышал позади себя глухой звук, похожий на звук падающего на землю похоронного мешка. Это был Митумиэль Даль'Джоул. Пожилой человек, которого я определил, как слугу дома, стоял в дверях. Митумиэль упал на пол и уткнулся лицом в руки. Огонь дико бушевал во мне, но на этот раз его опьяняющий эффект был неуместным, как незваный гость.
"Мы пришли слишком поздно", - услышал я слова слуги. Он избегал взгляда своего хозяина. "Мне жаль". Не получив ответа, он развернулся и ушел.
Я почувствовал удар, пронесшийся через все мое тело. Огонь питался, он находил грехи. Митумиэль Даль'Джоул умирал. Призрачный мир вокруг меня начал исчезать, медленно, но верно, как чернила на письме под дождем. Я раздраженно взглянул на дневник на кровати и потом на записи мужчины, которого я осудил. Мужчины, который убил трех невинных людей. Мужчины, который поддался греху.
Он презирал деяния своего отца. Он хотел измениться сам и изменить своего отца.
Но все же он стал убийцей. Почему? Какое послание принес ему слуга?
Слабый свет замерцал внутри меня, проблеск понимания. Кто знает, как бы все повернулось, если бы я просто закрыл глаза в последний миг пребывания в памяти Митумиэля. Но я увидел. С мучительной медлительностью мои глаза переместились от чистого мраморного пола к полкам, заполненным древними знаниями, и остановились над роскошным дверным проемом, через который я вошел в комнату несколько минут назад. Там на стене висел круглый щит в золотой рамке с нарисованным на нем гербом. На гербе был медведь.
~
Мои воспоминания о том, что произошло дальше после пробуждения, были тусклыми и размытыми, как во время побега из Туманного. Однако, я ясно помню, как встал с кровати медленно и спокойно, что сторонний наблюдатель мог бы неверно принять за признак невозмутимости, или в свете деяния, которое я только что совершил, за признак хладнокровия. Митумиэль Даль'Джоул был мертв, мне не нужно было даже смотреть на него, чтобы понять это. Мое сердце бешено стучало в моей груди, опьяненное нектаром из его грехов. Еще я чувствовал холод. Своего побега из дома я уже не помню. Когда я подошел к городским воротам, я все еще чувствовал запах дыма от пожара, который я устроил. Ворота были закрыты, но в сторожке горел свет. Я понятия не имел, как объяснить стражникам, почему я хочу покинуть город в такой поздний час, но мне и не требовалось. В случае необходимости, если остался бы лишь единственный способ уйти, я просто превратил бы ворота и всех стражников в пепел. Вновь я почувствовал этот парализующий страх в животе. Только в этот раз выхода не было. Я руководствовался ложью от начала до конца. Не было никаких демонов, овладевающих людьми. Не было никаких грехов и никакой испорченности.
Были лишь причина и следствие.
Я сам определил судьбу молодого Даль'Джоула, убив его отца. Он хотел измениться. Мои глаза жгло, а конечности болели. Мои мысли больше не были в гармонии с Огнем. Он чувствовал разлад и наказывал меня за это. Вернись назад, - слышал я его голос, доносящийся из пламени, - вернись и делай то, что должен делать. Но я проигнорировал его. Пока я шел к сторожке, я крепко сжимал кинжал в кулаке. Я видел колеблющуюся тень человека. Небольшое помещение разделяла стойка для посетителей. Я сглотнул, приготовившись говорить. И остановился.
Я узнал лицо, которое смотрело на меня через окно, и я узнал привлекательную улыбку на его губах. Мужчина сидел, откинувшись в кресле, скрестив ноги и закинув руки за голову.
- "Куда ты направляешься?" - спросил Калиан. Он говорил как человек, который становится хорошим другом после долгой ночи в таверне. Я не нуждался в Огне, чтобы понять, что происходит в голове у моего наставника. Он может чувствовать это.
Я молчал, не в состоянии ответить. Ситуация напомнила мне меня прежнего: одинокого, косноязычного и без жизненного опыта. Калиан тоже решил хранить молчание, так что какое-то время мы просто смотрели друг на друга. Его тело словно бы не отбрасывало тени, несмотря на яркий свет от свечей, стоявших перед ним, но, возможно, это был лишь плод моего воображения.
Наконец, он нарушил молчание.
- "Я не буду останавливать тебя. Но они придут за тобой".
Я молчал.
- "Мы все оказывались в подобной ситуации".
Меня наполнила тупая ярость. - "Оказывались ли вы?"
- "Да, мой друг". Он позволил своему взгляду блуждать, как и раньше во время многих наших бесед. - "Мы все оказывались".
- "Это наша вина, Калиан. Это не вина демонов или грехов. Только наша вина". Слова сами образовались на моем языке. Сначала стало щекотно, потом слова приобрели четкую форму, и прежде чем я осознал, я произнес их.
- "Это цикл".
Калиан улыбнулся, как учитель улыбается своему ученику, когда тот пришел к правильному, но очевидному выводу. Затем он встряхнул головой.
- "Я не буду останавливать тебя", - повторил он.
Однажды ты примешь решение. И я надеюсь, что оно будет верным.
Мои руки дрожали, а страх был непреодолим. Я чувствовал, как глаза щиплет от подступающих слез. Все было напрасно. Я верил, что я особенный, что мои деяния делают мир лучше, что нашел свою судьбу. Но ничего я не нашел. Я присоединился к группе безумцев, которые возомнили себя судьями над жизнью и смертью, с дикой магией и нечестивыми обрядами.
- "Открой ворота". Мой голос был лишь шепотом.
Калиан кивнул с намеком на сожаление. Он ожидал такого ответа. Тремя тяжелыми вздохами позже механизм ворот начал двигаться и грохотать наверху. Я развернулся и вышел, не взглянув на Калиана.
- "Никто не покидает Черные весы", - услышал я его голос позади себя. В нем не было ни гнева, ни злости, только грусть.
- "Никто".
Я скрылся в темноте ночи.
~
Моя рука болит. Я чувствую, что они приближаются.
Я хочу покончить с этим сам. Я бы хотел утверждать, что причины кроются в эмоциях, таких как вина или чувство чести, но это ложь. Мною движет чистый страх. Страх того, что Черные весы делают с предателями.
Место, где я начал писать эту рукопись, будет местом, где я покину этот мир. Было ли предопределено, что моя жизнь закончится здесь? Тот факт, что я прячусь в старом заброшенном торговом посту посреди леса, делает это умозаключение возможным. Я не осознавал всей иронии своей судьбы до того, как проснулся вчера утром в этих холодных каменных стенах. Я брел всю ночь, и я помню странную фигуру, идущую все время в десяти метрах впереди меня. Я следовал за ней. Незадолго до того, как я набрел на эту поляну, она повернулась ко мне в последний раз и улыбнулась мне. Украшение в ее волосах звучало, как ветроловка из Киле. Потом она исчезла, как будто ее никогда и не было.
Хотел бы я найти более значимые слова, чтобы закончить эту рукопись. Но не нахожу. Как я уже упоминал ранее, это всего лишь рассказ и ничто больше. Рассказ о деяниях Джаеля, сына Кожевника, безымянного, Мясника из Арка.
Я так устал, что мои глаза наполняются слезами, а руки дрожат, предчувствуя то, что я собираюсь сделать. От моего кинжала погибло несколько десятков человек, но я слишком труслив, когда речь заходит о моей собственной жизни.
У меня есть к вам последняя просьба. Чтобы найти простые объяснения моей истории, она будет искажена не только глашатаями и Орденом, но также и Черными весами. Они зародились в тени, там они и захотят остаться. Нигде вы не найдете следов их деяний, с помощью хитрости и коварства они скроют и те следы, которые я собираюсь оставить. Помимо незатейливого объяснения, что я якобы отклонился от своего Пути или что я был монстром, будут и другие утверждения, которые смогут удовлетворить ученых и философов. Не слушайте их.
Они не скажут ничего, кроме лжи.
Эпилог: Письмо летописца
Дорогой Турас,
Я смеялся после прочтения твоего последнего письма. Нет, Черные весы не существуют, и да, я считаю твои исследования их махинаций пустой тратой времени.
Ты спросишь меня, почему? Все очень просто.
Джаель, сын Кожевника, была абсолютно безумным до последнего уголка своего мозга. Он страдал от ужасных галлюцинаций и почти все, что ты прочитал на предыдущих страницах, - бред. Я прекрасно осознаю, что это заявление слишком соответствует заключительным фразам книги. Но позволь мне пролить свет на жизнь и деяния Мясника из Арка - на то, что действительно произошло - и ты поймешь, что рассказанное мною гораздо разумнее, чем метафизические бредни сына Кожевника о демонах, Черных весах и Огне.
Джаель, сын Кожевника, родился в семье обычного плотника и его спутницы в 6056 году от Зв. в маленьком поселении под названием Хладовей. Поэтому его истинный возраст в начале летописи был тридцать два года, а не двадцать восемь. Кроме того, он был брошен не в два, а в четыре года. Из-за того, что он был хилого телосложения и небольшого роста, его возраст, кажется, просто был приуменьшен.
Его родного отца звали Самаэль Сколоклин, и был он крайне жестоким и умственно отсталым человеком. Обе эти черты - как мне ни больно говорить - объясняются его глубокой религиозностью. Он с одержимой пунктуальностью посещал местный храм несколько раз в день для молитвы, не пропускал ни одной мессы или проповеди и мог процитировать целиком все 101 стих Пути. Для него не было ничего важнее, чем следование пути и любви к нашему господу, и того же самого он ожидал от жителей своего поселения, что, как ты мог догадаться, привело его к весьма изолированной жизни.
Хотя он, как правило, следовал проповедям жреца, он часто думал, что их содержание слишком поверхностно, а трактовка беспутности у жителей Хладовея слишком мягкая. Когда он не молился, он работал, отказывая себе в желаниях, таких как занятие любовью, алкоголь и даже музыка. И поэтому, когда начали распространяться слухи о том, что Самаэль станет отцом, все в поселении были поражены. Хотя он и отрицал это, все знали, кто мать ребенка: молодая странствующая шлюха, которую часто видели в его доме в последние недели. Всеобщая осведомленность о беременности ставила Самаэля в затруднительное положение - отказаться от беременной женщины и, таким образом, допустить убийство и ребенка, и его матери, означало бы совершить серьезный грех, независимо от того, низкого статуса она или шлюха - но что еще более важно, это нисколько не соответствовало его самовосприятию. Поэтому он выбрал единственный доступный ему вариант: он женился на женщине, которой на тот момент было не больше двадцати зим от роду, и через пять месяцев родился Джаель.
Как можно предположить, он не был рожден под счастливой звездой. Хотя Самаэль всегда был воровато агрессивным и вспыльчивым, по словам жреца, которого я расспрашивал, эта агрессия только возросла со статусом родителя. Он признался, что страх и ужас, различимый в юной спутнице Сколоклина, был почти осязаемым во время трехдневной мессы. Итак, все вернулось на круги своя - как будто ничего не произошло - и Самаэль еще сильнее отгородил себя и свою "семью" от внешнего мира. К этому моменту ты уже догадался, что случилось, дорогой Турас, так что я буду краток: Самаэль Сколоклин жестоко обращался как со своей спутницей, так и с маленьким сыном. То, что началось с осуждающих взглядов и проклятий, медленно переросло в регулярные побои розгами.
Делал он это, конечно, только чтобы "защитить" своих близких, как он однажды признался жрецу. Его спутницей и мальчиком завладевали "демоны", ужасные демоны, чьей единственной целью было сбить их с правильного пути и испортить их. "Никто не может очистить их навсегда", - говорил он жрецу дрожащим голосом. - "Потому что они всегда возвращаются независимо от того, что вы делаете". Независимо от того, насколько искренны верующие или насколько непорочны их мысли. "Они всегда возвращаются".
Почему жрец не вмешивался? Он и не подозревал, насколько скверные вещи на самом деле творились. Телесные наказания детей и женщин не такая уж редкость, особенно среди простого народа, и правда открылась ему только тогда, когда однажды утром он увидел, как молодая женщина шла к колодцу поселения. Порыв ветра поднял ее накидку и обнажил множество порезов, ушибов и переломов. Помнишь нос Мясника, похожий на клюв ворона? Это след от подобного "экзорцизма".
Совсем немного можно сказать об этом печальном периоде его жизни, за исключением того, как он трагически закончился. От отчаяния мать Джаеля покончила с собой, но лишь после того, как разбила череп своего мужа тяжелым молотком. Оголодавшего мальчика обнаружили пять дней спустя в спальне его родителей, глядящего пустым взором на окровавленный алтарь Мальфаса. Я все еще не знаю, присутствовал ли он при ужасном происшествии или же вошел в комнату, когда оба родителя были уже мертвы. Он не плакал, не говорил ни слова, и его глаза больше не имели ничего общего с глазами четырехлетнего ребенка.
Когда я спросил жреца, почему мальчика не взяла семья из поселения, тот с опущенными глазами признался, что никто не хотел принять его. Люди говорили, что ребенок, который уже повидал убийство и насилие в таком юном возрасте, несомненно, принес бы несчастье тем, кто рядом с ним. Кроме того, времена были тяжелыми, а урожай пшеницы скуден. В конце концов, Джаеля завернули в шерстяное одеяло, а жрец отвез его на Туманный тракт и оставил перед святилищем в надежде, что кто-нибудь сжалится над маленьким мальчиком. Ты уже знаешь о Гилмоне, кожевнике, который в дальнейшем вырастит его. Он не разделял ни религиозного пыла Самаэля Сколоклина, ни его жестокости, но, как ты, конечно, понял из записей Мясника, он дал мальчику все, за исключением среды, в которой могла бы излечиться его травмированная душа.
Когда ему исполнилось одиннадцать зим от роду, он начал обучаться у местного жреца и затем пять лет спустя руководить храмом поселения Туманное. Местные жители видели в нем тихого, покорного человека с постоянно смущенным выражением лица, и благодаря этому его исчезновение, последовавшее за празднеством Звездной летней ночи, заметили только спустя три дня.
В третьей главе своего повествования Джаель, в итоге, рассказывает нам о событиях, произошедших в "Красном быке", небольшой таверне неподалеку от Арка, где, по сути, невинный акт мести перерос в его первое убийство. Он в мельчайших подробностях описывает пьянящие чувства, которые овладели им во время убийства, а затем обращает свое внимание на первую встречу с Калианом, сопровождавшим его потом в качестве наставника и друга в течение следующих лун и зим. Здесь, впрочем, факт и вымысел, правда и фантазия впервые начинают смешиваться. Хозяин таверны "Красный бык" все еще помнил печального худого мужчину, униженного в тот вечер, который на следующее утро исчез вместе с двумя этими наездниками. Однако человека, похожего на Калиана, никогда не видели в таверне. В то время, как это несоответствие можно объяснить множеством лиц, которые хозяин таверны с тех пор, должно быть, увидел, но тот факт, что оба гиганта - Наратил и Джорах Даль'Кареки, которые и вправду являются довольно мерзкими типами - были замечены в Арке несколькими днями спустя, оба в прекрасном здравии, делает нестыковку бессмысленной. Нет, ты все прочел правильно, Турас - мужчины, которые, по словам Мясника, умерли кровавой смертью в ту ночь, на самом деле, живы и здоровы, и я даже разговаривала с ними во время моего расследования.
Я не знаю, что в действительности случилось в "Красном быке", но я сильно подозреваю, что в тот вечер желание Джаеля отомстить за свое унижение заставило его безумие впервые укорениться. Он чувствовал себя слабым, и насилие, которому он подвергся, невольно напомнило ему о ситуациях, связанных с отцом, когда тот пускал в ход кулаки.
Но в то же время у него, очевидно, недоставало сил как-то противостоять этому, и в этот момент его воображение одержало верх, он выдумал вариант событий, который элементарно никогда не был правдой. Затем он сломя голову убежал в лес.
Теперь ты можешь сказать, что мое заявление о том, что его убийства были лишь продуктом его воображения, является не более, чем домыслом. Но позволь мне продолжить мой рассказ и объяснить мой основной тезис позже.
Примерно за шесть месяцев до того, как начались убийства, имеющие доказанную связь с Джаелем, сыном Кожевника, он утверждал, что прибыл в Арк. Он говорит, что остановился в таверне вместе со своим наставником и приятелем, чтобы на следующий день с Калианом уничтожить своего рода "детский бордель" в Подгороде. И снова: трактирщик из "Танцующего кочевника" опознал Джаеля по рисунку, но не смог вспомнить человека, который соответствовал бы описанию Калиана. Даже бордель, который я упомянул, никогда не существовал в описанном виде, как заверили меня мои источники в Подгороде. "Но разве весь смысл подобных заведений не секретность и скрытность?" - можешь спросить ты меня сейчас. Да, дорогой Турас, это так, но подобное заведение могло существовать лишь под покровительством крупной организации, такой как Ралата. А в таком случае ты можешь быть уверен, что уничтожение такого - как ни больно мне это говорить - хорошего источника дохода Ралата не потерпела бы. Нет... Мы оба знаем, на что эта организация способна и что они делают с теми, кто действует против их власти. Но вот, что на самом деле произошло, большое количество бездомных и больных людей были найдены убитыми в переулках Подгорода, и всех их едва можно было опознать из-за бесчисленных колющих ран - почерк сына Кожевника.
Первые совпадения рассказа Джаеля и истинных событий появляются три месяца спустя и соответствуют времени прохождения так называемого "испытания". Тогда, были обнаружены первые трупы, и отсюда мы начинаем говорить о "Мяснике из Арка", названного так из-за жестокого способа убийства жертв. В следующем году, в течение которого Джаель стал причиной хаоса в Арке, умело избегая сначала стражи, а позже и самого Священного ордена благодаря своему хитроумному интеллекту, в общей сложности, было совершено два десятка убийств, бесспорно Мясником, и еще десяток других, где его участие не исключалось. Второй участник никогда не упоминался, а жертвы не все были виновны в преступлениях.
Ты, наверное, задаешься тем же вопрос, что и в начале этого письма: к чему эти отступления? Зачем придумывать загадочную тайную группу, целью которой является удерживание зла под контролем? К чему разговоры о "нектаре из греха", позволяющем убийце проникнуть в воспоминания жертвы, чтобы получить награду в виде сексуального экстаза?
Я, со своей стороны, нашел решения этой загадки, и оно опирается на мою убежденность в том, что крайне немногие убийцы и преступники этого мира считают себя плохими, предпочитая вместо этого верить в то, что делают правильные вещи. Мы весьма преуспели в создании мыслительных моделей, которые помогают нам в согласовании наших деяний с самовосприятием. В случае с Джаелем, сыном Кожевника, не было никакого различия, и то, что заставило его совершить эти преступления, укоренилось внутри него с самого детства.
Ты, наверняка, можешь представить, как сильно детство повлияло на Джаеля, сына Кожевника. Я уверен, что на подсознательном уровне Джаель знал, что отец делал с ним и как страстно ненавидел его. Ты также знаешь, что дети, особенно в ранние годы, еще не умеют проводить различие между собой и своим окружением. Я подозреваю, что так и было в случае с Джаелем. Чем больше он ненавидел своего отца, тем больше он ненавидел себя и винил себя за боль, которую переживали его мать и он сам. Отец говорил это, не так ли? "Я лишь хочу защитить тебя. Это демоны, всегда демоны, ты постоянно позволяешь им вернуться в свое сердце". Снова и снова мальчик терпел неудачу в этом, снова и снова. И снова, и снова ему и его матери приходилось дорого платить за это. Как же он желал мира, отцовской любви, гармонии. Но он никогда бы не получил этого, потому что когда демоны захватили его мать в последний раз, они отняли у него двух единственных людей, которых он когда-либо знал.
Неспособность даже попытаться осознать свои ощущения, ужасные образы, необузданная ненависть, вина и едкие упреки, укоренившееся понимание были заключены в психологической шкатулке, которую ум ребенка похоронил глубоко в подсознании, поэтому он не чувствовал ничего, кроме рассеянного, вездесущего страха, постоянно удерживающего его от ощущения чего-то, похожего на истинное счастье.
Это продолжалось до дня получения им психологической травмы, когда он впервые столкнулся с подавленными воспоминаниями, увидев свой собственный труп. Я уверен, что найденный им собственный гниющий труп олицетворял часть его самого, которая спала все эти годы, вытесненная и запертая. Однако, ее гнетущее присутствие стало слишком сильным, чтобы и дальше ее игнорировать. Он бы умер, если бы не научился понимать, успокаивать или исцелять ее; и поэтому он стремглав сбежал от своей жизни, а его единственным компасом стало неосознанное чувство, которое привело его к смерти, как пламя мотылька. Это чувство наказывало его невыносимым страхом, когда он действовал против него, и вознаграждало маниакальным экстазом, когда он совершал нечто "правильное". Без этого чувства он никогда не покинул бы свое поселение, никогда не начинал бы убивать для воображаемой организации "Черных весов", без него он никогда не стал бы "Мясником из Арка", а вместо этого закончил бы свое мирное и немного печальное существование как жрец в Туманном. Он назвал это чувство "огнем". Я называю его поиском прощения.
С каждым решением, убийством и шагом он хотел только одного: одержать верх там, где он раньше терпел неудачу. Чтобы, наконец, обрести мир, на который он всегда надеялся. Он хотел очистить мир от демонов, из-за которых так много страдала его семья - его отец, в конце концов, тоже хотел всего лишь защитить свою семью от них. Ты следишь за мыслью? Демоны, Огонь, Черные весы - все это было не более чем его подсознательное стремление к прощению! К прощению за преступление, которого он никогда не совершал! Демоны, которых видел Джаель в своих жертвах, были всего лишь проекцией вины, которую он испытывал из-за гибели своих родителей, и, убивая, он пытался искупить ее.
Возможно, мой тезис кажется тебе нелепым на первый взгляд, но задумайся о всех параллелях между рассказом Джаеля и его прошлым! Наверно, самым очевидным был выбор его слов - "грешник", "демон" и "очищение души". Человечество слабовольно и испорчено, но есть тайный орден, защищающий его от падения. Что это могло быть, как не воссоздание его семейного окружения! Это продолжается и с воображаемой личностью "Калианом". Разве не был он идеализированным воплощением того, кем Джаель хотел бы быть? Сильным, безудержным, полным желания к жизни и абсолютно преданным Черным весам, без сомнений, таким хотел быть Джаель до конца, и его провал в этом, в конечном счете, стал основой для последней параллели с его детством. Хотя десятки людей отдали свои жизни из-за безумного стремления сына Кожевника к прощению, все закончилось тем же, чем заканчивалось для маленького мальчика в прошлом. Независимо от самопожертвования - в конце концов, он оказался слишком слаб. Его воля, щепетильность и вера в правоту своего дела - все это было бесполезно. Он потерпел неудачу и покинул этот мир сломленным человеком.
Мне кажется, дорогой Турас: параллели слишком очевидны, чтобы быть простой случайностью. Я не смог разгадать лишь два символа из его истории: женщину под вуалью, которая появляется в его видении, и ритуал посвящения. У меня есть теории, но они до сих пор туманны.
Но ты можешь спокойно откинуться назад: день, когда дикий маг войдет в твою комнату, чтобы убить тебя, а затем переварить твои грехи - а я уверен, что их бесчисленное множество! - не придет никогда. Черных весов не существует, как не существует Огня или "Калиана".
Для меня история "Мясника из Арка", в первую очередь, печальное свидетельство поиска прощения человеком, забравшим для этого многочисленное количество невинных жизней. Кто, в конце концов, виноват? Он? Его отец? И если ты выбрал второе, то как ты можешь быть уверен в том, не пытался ли Самаэль Сколоклин с его нездоровой религиозностью и его "очищениями" просто излечить шрамы на своей душе, шрамы, в появлении которых он тоже не был виноват?
В этом Джаель, сын Кожевника, был прав: это бесконечная цепь причин и следствий. Цикл.
И нигде в нем ты не найдешь виновного.
Каролил Даль'Гамар, чародей Третьего сигила и летописец Священного ордена.
|
|
|
|
